Спасение души несчастного. Том 1

В итоге ворон сдался и пропал в тумане. Оставшись один, У Чан продолжал всматриваться в блюдо, и все, что он смог разобрать из мутных изображений, – это силуэты людей. За глазами змеи последовал облик высокого мужчины, окруженного мраком, которому все прислуживали. Неизвестный пропал среди вороха перьев, и после его исчезновения появилось новое видение. Трое мужчин были настроены враждебно. Они негодовали и возмущались, угрожая четвертому, стоящему напротив. Сложно было назвать их встречу дракой или битвой, так как единственный силуэт, окруженный другими, почти не оказывал им сопротивления. Как только конфликт подошел к завершению, вернулся ворон. Он перешел от запугивания к действиям и, подлетев, вцепился в пепельные волосы зачарованного блюдом зрителя. Этой выходкой он вывел У Чана из транса. Но блюдо, которое словно давно ожидало будущего бога, оказалось настырнее птицы. Видения стали ярче, будто на них пролила свой свет луна, томящаяся где-то на глубине вод, и начали быстро сменяться, создавая безумную цепочку событий, где каждая следующая картинка была продолжением предыдущей.

В восточной части Поднебесной обсуждения реликвий, оставленных Жемчужным императором, достигали самых низов общества. Спроси у любого местного, и он не только перечислит, но и с трепетом расскажет о каждой памятной вещице. Если верить словам Мэн Чао о необычайных свойствах медного блюда – предсказывать неприятелей господина, заглянувшего в него, – то за У Чаном тянется целая паутина из загадочных личностей. Зараз он увидел десяток неизвестных ему людей.

У Чан кое-как отбился от взъерошенной птицы и, когда вновь взглянул в блюдо, понял, что все важное пропустил. В этот момент металл реликвии вернул свой первоначальный зеркальный блеск и показывал лишь его – растрепанного и покрытого испариной сребровласого юношу. Его лик, отраженный в красно-золотом блюде, был образцовым примером внешности высоких и суровых господ Севера, но У Чан не признал самого себя. Было что-то не то: лицо искажалось и странным образом менялось. И когда из-за новой иллюзии проявился другой человек, У Чан понял, что это не он, а лишь новое видение.

В отличие от предыдущих быстро меняющихся обезличенных силуэтов, лицо появившегося неизвестного господина блюдо почему-то явило четко: черные волосы чуть ниже плеча, богатые, расшитые одеяния и нестираемая ухмылка. От нее не веяло опасностью, даже наоборот: благодаря ей он казался легкомысленным молодым человеком лет двадцати восьми – двадцати девяти. Когда уголки его губ приподнялись, а хитрый прищур раскосых глаз феникса[87] смягчился, создалось ощущение, что он смотрит на что-то невероятно красивое и нежное.

Отражение У Чана вовсе пропало, и улыбчивый господин по другую сторону вдруг ожил: его простота и теплота стерлись. Идеально гладкий лоб нахмурился, хитреца вернулась во взгляд, а выражение приобрело какую-то враждебность.

В душе у наследника зародилось нехорошее предчувствие. Нутро напряглось от того, как этот господин посмотрел на него. И как только в его голове всплыл образ подозрительного человека, сидящего этим вечером прямо на сцене, черноволосый незнакомец надел на глаза половинку лисьей фарфоровой маски.

У Чан воскликнул: «Ты!» – и за усмешкой потустороннего господина разразился металлический гром: блюдо с грохотом повалилось на пол, а из-за него, выпуская когтистые лапы, выпорхнул ворон. У Чан только успел проследить за заостренными крючковатыми когтями и мигом проснулся.

Он вскочил на своей кровати, покрытый ледяной испариной. На груди все еще было ощущение тяжести лисьих лап, а лицо горело, как от пары хороших пощечин. У Чан глубоко вдохнул, закрыл глаза, попробовав вернуть спокойствие, и тут же услышал:

– Проснулся?

Рука упала ему на плечо, и от неожиданности У Чан громко закричал. Он дернулся и инстинктивно прижался к стенке кровати.

Мэн Чао похлопал его по ладони:

– Тихо, тихо, это я. Чего голосишь на все западное крыло? Всех уже разбудил…

– Ч-что ты здесь…

– Как что? – Мэн Чао присел у кровати, заглянув в бледное лицо приятеля. – Я, наверное, позову лекаря. Ты неважно выглядишь.

– Н-не надо, все… Думаю, все хорошо. Это просто сон…

– У Чан, ты… – Мэн Чао немного замялся и вкрадчиво, но твердо произнес: – Ты же совсем не спал…

По круглым, непонимающим глазам У Чана было очевидно, что такого ответа ему недостаточно, поэтому Мэн Чао добавил:

– Ты бродил по коридорам туда-сюда в полном здравии. Я наткнулся на тебя, когда ты бредил у блюда Ху Юаньсиня. Подошел к тебе, а ты вдруг стал таким громкоголосым и неуловимым, что мне пришлось силой привести тебя в покои. Только упав на кровать, ты вроде как уснул…

У Чан сглотнул. Немного погодя он схватил Мэн Чао за рукав белой рубашки.

– Расскажи, что ты знаешь о белом лисе и сером волке, таскающемся с ним.