Спасение души несчастного. Том 2

На выезде из города порождениям тьмы и вовсе стало не по себе. Го Бохай снова остановил Цзюя: на этот раз он увидел, как на обочине у высокого дерева топчется девушка – та самая, что не так давно клялась в любви своему избраннику. Барышне не хватало роста, чтобы достать до ветви. И наставник лишил ее этой заботы одним изящным движением кисти. На Лидун опустился слабый ветерок, который поднял дорожную пыль. Мгновение, и на головы прохожих, подобно отцветшим лепесткам сливы, разноцветными лентами попадали все клятвы молодых.

По дороге к Туманному хребту Го Бохай не проронил ни слова. Да и какой был толк от разговоров, если демоницы не собирались отвечать, а только злились. Они брели за двумя лошадьми, уставившись в спину мужчины налитыми черной ненавистью глазами.

Полная луна в ночном небе погрузила Го Бохая в тяжелые думы, а бесконечная дорога впереди нагоняла тоску. Белогривому Фэну и бойкому Цзюю снова скомандовали остановиться. На удивление демониц, они увидели, как мужчина устало побрел к берегу неподалеку и, усевшись, отпил из белого сосуда в руках.

Го Бохай издал еле слышимый вздох. Он знал земли Юга как свои пять пальцев. Знал и эту тихую и кристально чистую реку, что протекала перед ним, – дверь в столицу бессмертных. Шаг через нее, и переступишь Небесные врата. Вот только его туда совсем не тянуло: он просто хотел найти ответ – за что же Небеса с ним так? Он сошел со своего пути, не понес наказание, и наверняка все, что происходит сейчас, – расплата. Но как же Лун Синь? Зачем судьба снова свела их? Как будто пока Го Бохай не смирится с несправедливостью гибели Мокуана, прошлое не оставит его.

В какой-то момент в отражении водной глади Го Бохай увидел медленно плывущие облака. По его душе разлился жгучий гнев, как до этого по горлу – вино. Сидя на берегу, сбежавший с Небес бог проклинал себя, ведь в чем-то Лун Синь была права. Когда он вспомнил подругу детства, первое, что ощутил, – разочарование. Следом же его настигла мысль: «Почему она?» От нахлынувшего стыда Го Бохай хотел было кинуть в реку белый сосуд, но сил в руках не нашлось. Как так можно думать? Думать и жалеть о том, что увидел Лун Синь, когда был бы счастлив лицам отца и матушки.

– Подняв голову, я на луну бросаю взгляд. Склонив голову – тоскую по родному краю[75].

Наконец Го Бохай позволил себе вспомнить то, что приснилось ему в гостинице.

* * *

Окруженный слугами и горькими вздохами, в постели неподвижно лежал бледный ребенок. Каждое утро приходил кто-то новый. Сначала это были лучшие в столице лекари: они готовили отвары с отвратительным вкусом, очищали кровь от застоявшейся скверны, возжигали травяные благовония. Но все было тщетно, словно больной не желал поправляться. Тогда лекарей сменили буддийские монахи, что часами у его кровати читали священные мантры и обращались к духам. В конце концов со временем в комнату стали заглядывать только служащие поместья клана Луань.

Защитные талисманы на стенах осыпались, как листва с засохших деревьев. Надежды людей померкли, а единственный спасенный член семьи Го продолжал чахнуть в кровати. Его веки были закрыты, хотя он не спал. Голова повернута к стене, чтобы случайно не встретиться с чьим-то сочувствующим взглядом. Ночью он постоянно слышал голоса родных, днем – людей за дверью.

– Что такое? Он снова не ест и не пьет? Так ведь и дух испустить недолго.

– После того как бедняге сообщили, что все его родные погибли, боюсь, ему уже ничем не поможешь. Наша госпожа разбила надежды мальчика одним взмахом кисти. Ей стоило повременить с тем письмом. Отчего же она такая черствая?

– Выходит, ты все же прочитала его? Ой, я и забыла, что ты научена грамоте.

– Не устояла, признаю, но лучше бы воздержалась. О жестокости южан там столько написано, что мне, не видевшей той страшной ночи, стало дурно. Демоны во плоти: не пожалели ни стариков, ни детей, а судно, на котором выжившие пытались спастись, подожгли. Всех, кто выбрался на берег в надежде избежать стрел и огня, там же и порешили. Беспощадный народ.

– А знаешь, что среди наших слух ходит? Говорят, все это произошло лишь из-за него.

Слова служанки нисколько не ранили лежащего в постели. Он каждый день слышал подобное шушуканье за дверьми, но в смысл сказанного более не вникал. Лица приходящих также утратили для него всякое значение – казалось, все люди стали на одно лицо, без черт и эмоций.

Каждый день был похож на предыдущий. Сяобай просыпался, и первое, что видел перед собой, – мрачный потолок кровати. Серое полотно, куда не попадал солнечный свет, словно наслаждалось страданиями осиротевшего мальчика и вытягивало из него силы.

Сяобай отворачивал голову и опускал дрожащие веки снова и снова. Дремля, он продолжал слышать чужие голоса из коридора.

– Ночная стража поговаривает, что во сне он кричит, как дикий зверь, все родных зовет. Как бы не обезумел в край, с живыми-то он и словом обмолвиться не желает.

– Пусть ни с кем не разговаривает – его выбор. Но жить подобно отшельнику, не мыться, не менять одежды – скверный способ погубить себя.