Спасение души несчастного. Том 2

Солдаты разгорячились. Поначалу они говорили, что избранного надо, как было велено, скорее привезти на Юг. Но спустя мгновение пришли к выводу, что все же желают крови. Из их речи Сяобай понял, что отнять его жизнь они не могут из-за указа, однако сейчас их желание отомстить за оскорбленную честь своего народа оказалось сильнее.

Южанин, что удерживал Сяобая, выхватил меч из ножен. Блеск от стали, как вспышка ослепительной молнии, заиграл в кровожадных глазах.

– Ты! – Кончик оружия мужчины коснулся болезненно-бледного лица. – Если даже выживешь в будущем, никогда не сотрешь воспоминания этого дня.

Несмотря на ситуацию, Сяобай все повторял про себя, что должен вернуться, что родные ждут и нуждаются в его помощи. Тело действовало быстрее мысли: рука жестко отбила клинок, и Сяобай кинулся бежать, но дальше уже было некуда. Обрыв, на который его загнали, казался краем света, бездной, готовой поглотить любого, даже избранного.

Безучастное море шумело глубоко внизу.

– Он же не прыгнет?

– Конечно же нет!

Сухая трава под ногами захрустела; кровь клокотала у горла. В памяти мелькнуло, как наставник замечал вслух, какой его ученик способный; как матушка радовалась доброму сердцу сына; как отец хвалил за любое старание; как бабушка с теплом прикасалась к волосам. Невзирая на смех жестоких солдат, на темноту ночи и холод ветра, Сяобай ощутил, как с каждым вдохом в душе поселяется спокойствие. В решающий момент он закрыл глаза и улыбнулся. Несколько быстрых шагов, прыжок – и вот его уже встречает черная бездна.

Солдаты, упустившие шанс поймать ребенка, на мгновение оцепенели от неожиданности, но вскоре вновь расхохотались. Это было последним, что услышал Сяобай. Вода заключила его в холодные объятия, поглотив все звуки; от удара кожу словно пронзили тысячи ледяных игл. Море обволокло его мраком.

«Простите меня, я не вернусь…»

Глава 48. Моему сердцу неумолимо больно

Тело боролось за каждый глоток воздуха. Соленый до горечи вкус морской воды вызвал удушение, и человек на кровати зашелся мокрым болезненным кашлем. Задыхаясь, Го Бохай в горячке перевернулся на бок и выплюнул все, что было во рту, прямо на белые простыни. Перед взором, долгое время обращенным в морскую тьму, возник тусклый теплый свет. Размытая фигура в панике заметалась.

– Учитель! – У Чан поспешно отставил пиалу в сторону.

Не теряя времени, он окунул маленький кусок ткани в таз прохладной воды и коснулся лба наставника. Промокнув покрытое испариной лицо, вытер воспаленные губы, по которым все еще стекало лекарство, и заглянул в помутневшие глаза. Го Бохай наконец-то вынырнул из сна, однако по его внешнему виду сложно было сказать, узнал ли он своего ученика или хотя бы его голос. На протяжении двух дней У Чан поил лишившегося чувств наставника горьким средством, чтобы вернуть его в сознание, и сейчас, смотря в лишенные всякой жизни глаза, сам ощутил едкую горечь, будто бы выпил целый чан этой бадяги.

Кто бы мог подумать, что недуг обернется кошмаром для обоих. У Чан с юных лет знал, что ради учителя без колебаний подвергнет свою жизнь опасности, но сейчас защищать было не от кого. Даже советы городского лекаря, заверявшего, что хорошо разбирается в местных травах и корешках, не помогли. Наследник сделал все возможное, но привести учителя в чувства даже после его пробуждения так и не смог: Го Бохай все еще был где-то там, во сне. Получается, каким бы сильным ни стал в будущем ученик, есть вещи, над которыми не властны даже боги?

У Чан смотрел на ослабленного наставника и беспрестанно ругал себя на чем свет стоит. До этого момента он был столь наивен, полагая, что человек перед ним всегда будет рядом. Страх сковывал, а пропитанная эгоизмом просьба бросала в дрожь: «Не оставляйте меня…» Пальцы сгребли простыни. Как можно такое думать? Это он должен быть рядом с учителем, но никак не наоборот!

Наконец кашель отступил. У Чан помог наставнику сесть, подложив подушку под спину.

– Учитель, мне жаль, но лекарство надо выпить. – Наследник заново наполнил пиалу темной жидкостью и вернулся, присев на кровать. – Постарайтесь хотя бы… – Но тотчас замолчал на полуслове.

Мимолетная радость улетучилась, язык словно прилип к небу, когда У Чан поднял взгляд на наставника и заметил одинокую слезу, стекающую из уголка глаза по виску.

На небе расцвела луна нежно-сливочного цвета; в покоях, тускнея, догорала свеча. Треск фитиля в ночной тишине резонировал с душевными терзаниями двоих людей под одной крышей.

Го Бохай всегда высоко держал голову перед учеником и не выглядел тем, кому нужны чьи-то сострадание и помощь. У Чан восхищался его выдержкой, умением сохранять лицо в любых ситуациях. Однако сейчас потерянный и смущенный наставник казался беспомощным, словно десятилетний ребенок. У Чан боялся сделать еще хуже.