Спасение Рейн

— Эй, Солджер! С днем рождения! — сказала она, ее лицо сияло от счастья.

— Хотите посмотреть мою комнату?! — воскликнул я своим друзьям, не обращая внимания на маму Билли и подарки в ее руках.

Бабушка подошла сзади, положила руки мне на плечи и не дала уйти.

— Погоди-ка, именинник. Что надо сказать?

Возбуждение дико пронизывало каждый мой палец на руках и ногах, и я едва мог устоять на месте. Но вздохнул и вспомнил, что должен быть вежливым, поэтому поднял взгляд на маму Билли и пробормотал:

— Спасибо.

— Не за что, — сказала она с самой красивой улыбкой, которую я когда-либо видел.

Мама Билли не была похожа на мою. Она была больше похожа на бабушку — пекла печенье, готовила обеды и стирала. Мама Билли приносила закуски в школу и ходила на экскурсии с классом. Иногда я задумывался, каково это — иметь такую же маму, как она, но никогда не думал об этом слишком долго.

Во всяком случае, до этого момента.

— Лора, ты не хотела бы остаться? — спросила бабушка у мамы Билли. — У нас будет пицца и кексы, если тебе интересно.

Мама Билли покачала головой и передала подарки в морщинистые руки бабушки.

— Мне нужно выполнить кое-какие дела, — сказала она, и я заметил, что мама никогда не выполняла дел. Это была работа бабушки. — Но я вернусь через несколько часов и заберу ребят на ночевку у меня дома, если Солджер захочет прийти.

Я повернулся, чтобы посмотреть на бабушку с надеждой в глазах.

— Можно, бабушка?

— Мы поговорим об этом, хорошо? — ответила она и снова посмотрела на маму Билли. — Я дам тебе знать.

Мама Билли кивнула и поцеловала его в макушку. Он закатил глаза и сказал, чтобы она уже уходила. Мне стало интересно, хотел бы он, чтобы она уехала, если бы та регулярно уезжала сама, как это делала моя мама.

Бабушка закрыла дверь, когда мама Билли вернулась к своей машине, а мы с Салли и моими друзьями побежали, как стадо слонов, вверх по лестнице в мою спальню. И я оказался прав: им понравилась моя комната. Им очень понравилась моя комната, и мы по очереди играли в видеоигры, пока не привезли пиццу.

Бабушка позвала нас в столовую, и мы снова пошли вниз, как стадо слонов. Дедушка сказал, чтобы мы все помыли руки перед едой, и пока мои друзья занимали очередь к кухонной раковине, я объявил, что мне все равно нужно в туалет.

Я поднялся наверх, в ванную с хорошо пахнущим мылом — внизу мыло пахло детской присыпкой, а я ненавидел детскую присыпку. Дверь была закрыта, что было довольно странно, потому что бабушка и дедушка всегда говорили оставлять ее открытой, если никого нет внутри. А если бабушка с дедушкой были внизу, а мама на работе, то кто же тогда там был?

«Может быть, кто-то забыл оставить ее открытой?»

Поэтому я повернул ручку, обнаружив, что она не заперта, и ахнул, увидев маму, стоящую у раковины с пузырьком лекарства в руке. Она повернулась на каблуках, бросила что-то в рот и быстро проглотила.

— С-Солджер! — сердито крикнула она, засовывая бутылочку с лекарством в карман, глаза ее были прищурены, щеки покраснели. — Черт побери! Ты должен был постучать!

Я поспешно отступил на пару шагов назад.

— П-прости. Мне очень жаль.

Мое сердце билось так сильно и быстро. Что мама делала дома? Она должна была быть на работе, поэтому и не могла быть на моей вечеринке. Это было то, что мама сказала, так что… что она делала здесь сейчас?

— Эй, дружок, не оставляй своих друзей без присмотра… — дедушка замолчал, увидев маму в ванной. — Диана, что ты здесь делаешь? Разве ты не должна быть на работе?

Мамин взгляд быстро переместился с меня на дедушку.

— Я… я… я освободилась пораньше.

— Ясно.

Дедушка говорил с ней тем же голосом, что и тогда, когда я сказал ему, что съел всю свою брокколи за ужином прошлым вечером, когда он узнал, что я отдал все это Салли.

Я ненавидел брокколи, но бабушка продолжала давать ее мне.

Я никогда, ни за что на свете не собирался это есть.

— Что это там? — показал дедуля на белую крышку бутылки, торчащую из ее кармана.

Мама покачала головой и скрестила руки на груди.

— У меня болит голова.

— Да? И что же ты принимаешь от боли?

— Кое-что от головной боли.

— Дай-ка я посмотрю, — протянул руку дедушка и подождал, пока мама передаст ему пузырек.

Мне это не понравилось. Я чувствовал себя нехорошо. Мое сердце готово было разорваться, а мама собиралась закричать. Я видел это по ее нахмуренным губам и томатно-красному лицу.

— Может, не будешь лезть не в свое дело? — закричала она, в очередной раз доказывая мою правоту.

Дед сжал мое плечо.

— Солджер, иди вниз и ешь пиццу со своими друзьями. Скажи бабушке, чтобы она поднялась сюда.

— Н-но… но мне нужно пописать, — сказал я, внезапно почувствовав, что мне снова пять, а не восемь лет. Восьмилетние дети не должны были говорить так, будто они вот-вот заплачут.

— Иди, пописай внизу, — приказал дедушка.

У меня задрожала нижняя губа, как у глупого ребенка.

— Н-но, но, но…

— Черт возьми, Солджер! Какого хрена ты так себя ведешь?! Убирайся отсюда на хер! — закричала на меня мама, показывая пальцем в сторону лестницы.

Я взглянул в ее злые глаза, а потом убежал.