Спаси ее

– Да, если бы потребовалось. Я был бы похож на тех странников, которые идут годами с единственной целью – достичь конца своего пути. Моя цель – увидеть тебя.

Клара, поцеловав его, призналась:

– Иногда по вечерам мне бывает грустно.

Он молча любовался ею.

– Я часто смотрю на эти звезды, – сказала она, – и думаю о тебе. Но всякий раз мое сердце разрывается при мысли о том, что мы так далеко друг от друга и над нами разное небо.

Эти слова взволновали его.

– Алексис, когда мы вместе, время бежит очень быстро, а когда тебя нет рядом, кажется, что оно замедляет свой ход.

– Это принцип относительности, – шепнул он ей на ухо.

Она сильнее прижалась к нему:

– Когда мы ночью ехали на машине и моя голова лежала на твоем плече, я испытывала невероятное счастье.

– Что ж, сохрани это мгновение в глубине сердца. Для тех дней, когда тебя будут тревожить сомнения.

– Знаешь, эти дни уже недалеко.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился он.

– Наши отношения особенные. Так не может быть всегда.

Алексис погладил ее по голове:

– Ты беспокоишься?

– Я пытаюсь убедить себя найти особую прелесть в наших разлуках, ведь они дают нам возможность думать друг о друге и испытывать чувство привязанности, усиленное временем и расстоянием. Но я знаю, что так невозможно построить пару, от этого между нами возникает недопонимание.

– В такие моменты, – ответил Алексис, – я смотрю твои фотографии и слушаю твои кассеты… чтобы ощутить твое присутствие. Мне так тебя не хватает.

Она поцеловала его и с серьезным видом посмотрела ему в глаза.

Глава сорок первая

На следующий день после драки с Орельеном Алексис припарковался на автостоянке местной жандармерии. Терзаемый сомнениями, он некоторое время неподвижно сидел на водительском месте, а затем вышел из арендованного им седана и решительным шагом направился к входу.

Он хотел увидеть Ларивьера, и ему не пришлось долго ждать. Вернувшийся с пробежки лейтенант пересек холл, не отрывая глаз от наручных часов. Бег утомил жандарма – его лицо было пунцовым, как и в тот раз, когда Алексис проезжал мимо него на машине.

Дежурный в приемной попросил Алексиса подождать перед кабинетом лейтенанта. Из приоткрытой двери доносился сильный запах свежей краски. Алексис заметил, что полки еще не были повешены на стену.

Спустя двадцать минут появился лейтенант; он переоделся в форму, и на лице не было следов усталости. Увидев Алексиса, он нахмурился:

– Что с вами приключилось? Эти синяки…

– Да так, ничего особенного. Мне бы хотелось еще раз поговорить с вами о моей дочери…

– Я рассказал вам все, что помню об этом деле. Не знаю, чем могу еще помочь.

– Уверен, что не все зацепки были проработаны.

Жандарм стоял неподвижно, глядя на него с пренебрежением. На его лице читалось: «Еще один дурак будет указывать мне, как работать!»

– Лейтенант, мы можем поговорить в вашем кабинете?

– Если вас не смущает запах, пожалуйста.

Когда Ларивьер пододвинул к себе кресло, его взгляд упал на розетку, запачканную белой краской.

– Все сделано тяп-ляп! – проворчал он.

– Я буду краток, – сухо произнес Алексис. Он старался сохранять спокойствие. – Мне нужно понять, что произошло. Я задаюсь вопросами о последних часах жизни моей дочери. Первый из них касается ее телефона. Оливия воспользовалась им незадолго до смерти, чтобы сделать селфи. Был ли он найден в автобусе?

Жандарм вздохнул и усмехнулся:

– Понятия не имею. Если бы и так, он был бы непригоден к эксплуатации. Мы извлекли из автобуса останки, и в кармане вашей дочери находился почти полностью сгоревший канадский паспорт. Часть все-таки поддавалась прочтению, и там было имя: Оливия. Ее личность была легко установлена, чего не скажешь про других пассажиров автобуса. На них-то и сосредоточилось расследование.

– Было ли проведено вскрытие трупа? – сделав над собой усилие, спросил Алексис.

– Разумеется, это стандартная процедура после происшествия такого масштаба. У меня в памяти сохранилось заключение о его результатах: труп полностью соответствовал телосложению вашей дочери. Я вам очень сочувствую.

Алексис в отчаянии покачал головой. Он достал ксерокопию фотографии, на которой Орельен Вассер стоял позади Оливии, и положил на стол:

– У Оливии с этим парнем был… короткий роман. Они вместе приехали в заброшенный дом… в овчарню. Затем что-то произошло, и Оливия оказалась одна в горах. Он обидел ее. Я это знаю, потому что она написала на стене дома, что он – подонок.

– Почему вы думаете, что надпись на стене сделала именно ваша дочь?

– Потому что она написала не его имя, а ник из онлайн-игры.

Ларивьер недоверчиво почесал затылок:

– И где находится это место?

Алексис неловко развернул карту, лежавшую в кармане его пальто. Он указал на маленький черный квадрат возле ущелья.

– А, понятно, это ферма братьев Санчес, – прокомментировал жандарм. – Вообще-то она находится с испанской стороны. Ферма заброшена с тех пор, как братья повесились из-за того, что в реке, куда овцы ходили на водопой, были обнаружены ядовитые вещества. Вся скотина погибла в течение двух недель. Некоторые обвиняли в этом рудник и вольфрам.

Алексис кивнул: