Спаси ее

Мать сидела в своем кресле с затертыми подлокотниками. Подойдя к ней, он поцеловал ее и положил на тумбочку черничный пирог, который купил в единственной булочной Сент-Альбана. Абигайль обожала черничный пирог.

– Как ты, сынок?

– Хорошо, мама.

Он взял стул, чтобы сесть рядом с ней.

Через оконное стекло ощущалась умиротворяющая тишина, окружавшая старое здание.

– Как дела на работе?

Дэррил, глядя в окно, бормотал привычные ответы. Ни один из них не был правдивым.

Она так гордилась им, должностью, которую он занимал в лаборатории. Но прежде всего она испытывала бесконечную благодарность к его шефу – богатому человеку с добрым сердцем: он взял их с сыном под свою опеку, вплоть до того, что оплатил дорогостоящее лечение болезни, которую Абигайль подхватила в Африке.

Дэррил, думая о своем, рассматривал женщину в белой блузе, беседовавшую с незнакомцем на краю лужайки рядом с небольшим кладбищем. Высокую брюнетку звали Маэль Жорди. Она была не только самой красивой белой женщиной из всех, кого он встречал, но и, как бывшая жена его шефа, неприкасаемой. С юридической точки зрения Маэль вновь обрела свободу, но кто в долине осмелился бы ухаживать за ней? Разумеется, никто, разве что иностранец или безумец.

Глаза Даррела сузились.

Ему было интересно, кто этот тип и почему Маэль так долго с ним разговаривает.

Глава сорок третья

Ночь была беспокойной. Алексис, по-прежнему пребывая в растрепанных чувствах, налил себе кофе из термоса, который для него заботливо приготовила Сабина. Бодрящее тепло потекло по пищеводу. Он замерз в машине, но не хотел включать обогреватель, чтобы выхлопная труба не привлекала к себе внимания. Часы на приборной панели показывали семь часов утра. Время от времени Алексис протирал рукавом пальто запотевшее лобовое стекло. Он припарковался в двухстах метрах от дома Орельена Вассера и дожидался момента, когда тот появится.

Все-таки где он работает? Алексису необходимо было знать это. У парня был ключ к разгадке тайны последних дней жизни Оливии.

Пока Алексис ждал его, борясь с холодом, он вспоминал свою последнюю встречу с Ларивьером. Ему хотелось рассказать ему о тетради, найденной у Сенешаля. Но как объяснить, что он сбежал среди ночи из хостела, не расплатившись, а перед этим вломился в сарай?

Его мучили и другие вопросы: что произошло с девушками, ксерокопии паспортов которых он видел в толстой тетради? Он не досмотрел до конца. Был ли среди них паспорт Оливии? Алексис вновь и вновь проклинал себя за то, что выронил тетрадь, когда убегал из сарая.

Его мысли метались в беспорядке. Сначала он думал о Кларе, с которой был не в состоянии разговаривать, поскольку вся собранная за последние пару суток информация хаотично крутилась в голове, не складываясь во что-то определенное. Потом – о Клеманс. Она настолько уважала свободу, которую ему предоставила – свободу отправиться на поиски дочери, – что ни разу не дала о себе весточки. Алексис представлял, как она в Нанте занимается отменой их свадьбы, чтобы наладить свою жизнь без него с благословения отца… Наконец, он подумал об Оливии; о его дочери никто здесь не сохранил воспоминаний, кроме Орельена Вассера, на которого лейтенант Ларивьер категорически запретил подавать жалобу.

Надкусывая печенье, Алексис прокручивал в памяти разговор с жандармом. «Что же не так с этим Ларивьером?» Он запомнил название одного из лекарств, лежавших у него на столе. Успокоительное средство, которое он и сам употреблял вскоре после разрыва с Кларой по ее инициативе.

Ответы не приходили, время тянулось бесконечно.

Около пятнадцати минут девятого кроссовер Орельена Вассера отъехал от дома и, повернув налево, увеличил скорость. Алексис запустил двигатель и отправился за ним. Нужно было соблюдать осторожность – его седан легко было заметить на малолюдных улицах.

Вассер проехал по главной улице, затем свернул на проселочную дорогу, поднимавшуюся по склону горы. Алексис уже неплохо знал окрестности – часовня Святой Альбины находилась поблизости.

Чем выше они поднимались, тем плотнее становился туман и дорога все чаще делала петли. Кроссовер то появлялся, то исчезал из виду. Спустя пятнадцать минут дорога выпрямилась, а затем, достигнув плато, внезапно исчезла в густом тумане.

Алексис поехал медленнее – он боялся врезаться в машину Орельена. Вскоре он увидел дорожку с тротуарной плиткой, которая углублялась в лес. Клочья тумана цеплялись за ветви пихт. На въезде была установлена табличка с надписью: «Лайфлонг Фарма. Частная собственность».

Припарковавшись в стороне под кронами могучих хвойных деревьев, Алексис вышел из машины. Около десяти минут он пробирался через заросли папоротника, хлеставшего по брюкам, затем уперся в высокую каменную стену, увенчанную колючей проволокой. Пройдя вдоль стены, он обнаружил, что комплекс оснащен новейшей системой видеонаблюдения. Через равные промежутки были вывешены таблички частной охранной компании «Нисиас Ассистанс». На ее логотипе был изображен стилизованный шлем древнегреческого воина.