Спаси меня от себя

— Ты в порядке, Есь? — обеспокоенно поглядывает на меня Андрей, одной рукой хватая за лицо и переводя его к себе.

Дорожки слез продолжают литься, когда я одними губами шепчу:

— Спасибо.

Мужчина хмурится и попеременно отворачивается к дороге, а потом делает такое неожиданное заявление, что в душе распускаются тысячи бутонов.

— Я не знал, что способен на нечто подобное, но для тебя я правда буду стараться. И я очень хочу, чтобы ты переступила эту боль, она все еще сквозит во взгляде и в поведении с другими. Ты главное не бойся — подхвачу, не разобьешься, — в профиль видно кривоватую усмешку и мелкие морщинки у глаза.

Я провожу по морщинкам указательным пальцем и одновременно стираю остаточную влагу со своего лица.

Когда машина тормозит, делаю то, на что никогда бы не решилась в здравом рассудке — перелажу на коленки Андрея, чем ввергаю его в шоковое состояние. Он не двигается и лишь наблюдает за тем, как хватаю его лицо и медлю. Иду по краю. Или сорваться вниз, или остаться на берегу спокойной жизни.

И я иду по тонкой веревке. Медленно придвигаю лицо и сталкиваюсь нос к носу с мужчиной. Он не давит, не настаивает, лишь руки конвульсивно дергаются в желании прикоснуться, но он словно сам себя по ним бьет.

Тело сковывает. Я иду без страховки над бездной. Но иду — опускаюсь ниже и ниже к губам, и когда остается совсем считанные сантиметры, не раздумывая впиваюсь в них. Сухие и теплые Андрея и мои мокрые и холодные — поцелуй на грани отчаяния.

Я срываюсь вниз и лечу. Мы сталкиваемся языками, и теперь уже целуемся по-взрослому, как я когда-то говорила Андрею.

— Андей, а почему ты мИня целуешь ф щеку, а других в губы?

— Потому что ты еще маленькая, Есенька, а они вон какие большие. По-взрослому целоваться будешь лишь после 20, а лучше после 25!

— Это значить, что ты их люблишь?

— Любишь, Есенька. И нет, это не значит, что я их люблю. Запомни, если мужчина целует тебя в щечку — он тебя точно любит.

— Ты меня люблишь, значит?

— Люблишь, люблишь.

И поцеловал в пухлую розовую щечку, попутно подхватывая на руки.

Руки мужчины опускаются на грудь и незаметно, неуверенно сжимают. От чего глаза распахиваются, и я в ужасе смотрю на такие же широкраспахнутые глаза. Он проводит большим пальцем по напряженному соску сквозь неплотную ткань платья и давит словно на кнопку. Это мгновенно отзывается внизу живота тяжелым узлом.

Затем что-то во взгляде меняется, он наклоняется к щеке, целует и шепчет.

— Пойдем, есть у меня еще одна веселая вещь для тебя, которую ты в своей жизни точно не совершала.

Мы выбираемся из машины, и на меня внезапно накатывает смущение, непонятно откуда взявшееся. Шагаем вдоль прибрежной зоны, когда Андрей довольно произносит:

— Мы будем купаться.

Я скептически поглядываю на него.

— Какой купаться, я без купальника.

— И что? Так пойдешь.

Хватает меня и начинает щекотать, от чего я начинаются безудержно смеяться:

— Ты все также боишься щекотки.

А ты все так же все обо мне знаешь.

Мы дурачимся на пляже как пара безбашенных подростков, только что укравших из родительского бара спиртное. Только у нас ни капли в рот.

Словно в замедленной съемке перед моими глазами мелькает довольное лицо Андрея, когда от стягивает одежду, оголяя идеально сложенное тело, и тянет меня прямо в платье в море.

Мурашки по коже гуляют как у себя дома и не думают покидать мое тело. Эмоции зашкаливают, я жадно слежу за перекатывающимися мышцами и ощущаю покалывание в пальцах. Хочется коснуться.

Легкие волны обнимают берег родного города, луна над головой освещает своим свечением наши полураздетые тела.

Я отстегиваю подъюбник и остаюсь только в тонкой шифоновой ткани, когда полностью погружаюсь в воду. После мы прыгаем с пирса, снова и снова дурачимся в воде, а потом уставшие и измотанные от многочасовых купаний, выходим на берег и падаем на песок. Улыбка не сходит с лица, и кажется, что ничего не сможет изменить этот ход.

Вновь целуемся до металлического привкуса во рту, у Андрея лопнула губа, но не обращаем ни малейшего внимания. Как не обращаем внимания на мокрые волосы в песке, тонкую соляную корочку на теле.

Что-то изменилось во мне навсегда, от счастья я парю где-то высоко-высоко в облаках, испытывая глубочайший восторг от всего, что только что случилось. Но счастье неизменно сменяется горем, так как в жизни все циклично, всему есть свое предначертанное время. Как и неизменно все в вашей жизни рано или поздно пройдет. Жизнь сменяется смертью и так до бесконечности. Но я отрезаю всякую возможность думать на этот счет.