Спаси мою жизнь

— Настоящая принцесса у меня в гостях, — все тем же завороженным голосом проговорила девочка. — Ты очень красивая, — от ее комплимента я нервно сглотнула.

Помня о первом общении с ее старшей сестрой, не ждала ничего хорошего и от нее. Промелькнула мысль позвать Хидду.

— У тебя такие красивые волосы! — и она прикоснулась к моим обрезанным волосам. — Я тоже такие хочу, но бабушка говорит, что у меня никогда не будет разноцветных волос.

И вот тут я передумала звать наставницу.

— Какие у меня волосы? — осторожно поинтересовалась я у нее.

— Разноцветные, — с радостью ответил ребенок. — Переливаются, как цвета в радуге, — добавила она. — Поэтому папа и называет тебя Налин, что в переводе означает «радуга».

Этой ночью мне не заснуть, поняла я внезапно. Тафар называл меня так с первой нашей встречи. Неужели он знал, что я стихийница уже тогда? А еще припомнила, что у многих драгхварцев волосы меняли цвет, когда они использовали свою силу. Окраска зависела это от того, какой стихией они могли управлять. С моими волосами же получилось иначе. Судя по словам девочки, из блондинки я превратилась в «радугу». У самого Стихийного волосы всегда были черного цвета. Они никогда не менялись.

После таких известий возвращение в страну не виделось триумфальным. Волосы сразу же выдадут мою силу. И если вопросов относительно отца не возникнут, то вот про мать — непременно. Любой мой проект для сближения с Драгхваром будут расценивать как слабость, за желание угодить матери. Даже если и удастся избежать этого, то останется острая необходимость защитить династию, свою семью от повторных переворотов. Как это сделать?

Пока я блуждала по своим мыслям, Асия продолжала весело болтать о своем. Она преспокойно уселась на мои колени, обняла меня и прижалась, словно кошка, искавшая ласки. Непроизвольно я погладила ребенка по головке. Девчушка прижалась ко мне еще сильнее. После этого ее движения прислушалась к ее словам.

— А правда, что у тебя много платьев, и ты меняешь их каждый час? — от такого вопроса у меня рот раскрылся. Она точно не знала, что быть принцессой — это не только платья менять согласно этикету, а что это и куча обязанностей, которые нужно исполнять, даже если тебе они не нравились.

— Ты такая независимая! — продолжало это чудо. — Ты всегда так лихо выходишь победительницей из любой ситуации, — тут бы я с ней поспорила, но дочь Тафара продолжала: — А как ты отвечаешь врагам! Я бы тоже такому хотела научится. И не только врагам умеешь отвечать. Даже своему отцу и королеве дерзишь. Нет, не дерзишь, а метко бьешь словами, — из нее слова лились как из агры проклятия.

— Откуда ты знаешь о моих фразах и о том, как я отвечаю отцу и королеве? — не удержалась я от вопроса. Лучше бы я не спрашивала! Ведь услышанное уже послужило бы достаточным основанием для развязывания войны.

Асия поведала, что Тафар брал ее с собой во дворец. Там она пробиралась на закрытые советы, где обсуждались донесения шпионов, орудовавших на территории Скаршии. Из их сведений дочь Стихийного почерпнула много историй обо мне, наслушалась о моих «подвигах». Нет, девочка действительно считала, что я совершила подвиги. Таких дифирамбов в мою сторону я никогда не слышала. Тем более от жителя вражеского государства. Она взахлеб рассказывала о приключениях, когда искала пути к комнате, где ее дедушка собирал советы. И так образно делала это, что невольно увлекала своим рассказом. Но кое-что меня все-таки беспокоило, и решилась прервать ее, чтобы задать вопрос о том, почему папа брал ее с собой во дворец. Это не то место, чтобы растить ребенка. Если он, конечно, не наследник трона, но тут совсем иные законы воспитания.

— Мама меня часто ругала за мои рассказы о тебе, — девчушка сообщила это обыденным голосом, повергшим меня шок. Ее слова стали неопровержимым доказательством того, что в их семье не все так гладко было. — Она иногда даже била меня, — в интонациях ребенка появилась обида. — Только никому не говори, но я рада, что она умерла. Она меня не любила, никогда не гладила. Вот тебя твоя мама гладила? — она отстранилась от меня.

— Нет, потому что я росла без матери, — я не собиралась рассказывать о себе, но, оглушенная признанием Асии, открыла ей свою печальную тайну.

— Жалко, — протянула девочка. Она встрепенулась и воскликнула: — А давай я тебя обниму? — и не дожидаясь моего ответа, крепко меня обняла, хотя, видимо, забыла, что уже делала это. Я прижала к себе этого несчастного ребенка, мягко поглаживая по спине. — Ты очень нравишься папе. Я буду рада, если вы станете жить вместе. Ты очень добрая, я знаю об этом, пусть это не все и замечают, — прошептала мне на ушко Асия.

Впервые я проглотила язык и не знала, что ответить. Ситуацию спасла Хидда, открывшая дверь. Она с порога приказала внучке отправляться в детскую и не донимать гостью вопросами. Девочка, не капризничая, молча исполнила бабушкино повеление, но явно с долей неохоты, потому что очень уж медленно она сползала с кровати, степенно проследовала к двери. Об этом я могла судить по удаляющимся звукам шагов.