Спаси мою жизнь

Когда выпрямлялась, то сердце забилось быстрее. Мне было страшно. Я ничего не чувствовала вокруг, кроме бешено колотящегося сердца в груди. Медленно шагнула вперед и присела. Неизвестность пугала. Наставница хранила молчание. Я снова поднялась и сделала еще пару маленьких шажков на подгибающихся ногах. Ничего. Осмелев немного, продолжила идти вперед, чтобы через несколько мгновений упасть в яму. Быстро ощупала место, куда упала. Яма оказалась неглубокой и с ровными краями, но и этого было достаточно, чтобы ударить по самолюбию. Я присела на край, растирая ушибленные ноги и руки. Правая скула горела. Ей тоже досталось при падении.

За этот день на моем теле появилась куча синяков. На тридцать восьмом падении я сбилась со счета, но не бросила попыток «почувствовать» мир вокруг себя. Слышала, как недалеко от меня ходили люди — до меня доносились отрывки их разговоров, но никто ко мне не подходил. И самое удивительное, никто не смеялся над моими неудачами.

В таком духе продолжалось едва ли не до самого вечера. Я так и не поняла принципа, как управлять стихиями, но безоговорочно выполняла все указания наставницы. Сама диву давалась, потому что не любила, когда мне указывали, что делать. Но я также осознавала хрупкость своего положения, поэтому молча сносила все комментарии Хидды в свой адрес.

Известие о возвращении домой восприняла как краткую передышку. Сегодняшняя тренировка показала, что учеба не дастся легко. Меня ожидал долгий путь, пройдя который, смогла бы вернуться в Скаршию. Но двадцать лет? Через два десятка лет захочется ли мне вернуться в королевство? Там убили отца. Пытались убить меня. Эрлан… В памяти всплыли его слова. Он не хотел власти от слова совсем, его к этому не готовили. А чтобы отказаться от власти, нужно уничтожить полностью правящую династию. Нет! Брата в обиду не дам.

Уставшая, я просто упала на кровать в отведенной мне комнате. И тут же подпрыгнула. На подушке лежала веточка жимолости. Ее свежий цитрусовый аромат я никогда не перепутала бы. Ощупала стебелек, цветки и убедилась в своей правоте.

Улыбка коснулась моих губ. Тафар был здесь. Это он положил ее. Стихийный помнил тот день, когда я робко призналась ему в своих чувствах в беседке, увитой жимолостью. Тот день, когда воин отказал мне.

Тяжело вздохнув, легла на кровать. Нашего союза никто не поддержал бы. Лишь развязали бы войну между нашими странами. В той ситуации мужчина оказался умнее меня. Веточку так и не выпустила, с ней и заснула, сжав в руке.

Дни полетели один за другим. Заметных продвижений в овладении стихиями так и не появилось. Только спустя три недели, лежа в постели утром, я учуяла запах завтрака, который готовила Хидда. Из сонма ароматов смогла распознать яичницу, колбаски и кофе. Даже узнала все ингредиенты, из которых состоял салат. Радость огорчало то, что на усиление обоняния у меня ушло так много времени.

Наставница проявляла чудеса терпения. Она никогда не оскорбляла меня и не опускалась до рукоприкладства, но и не помогла. Порой мне казалось, что женщина специально о чем-то умалчивала, чтобы не позволить мне быстро научиться управлять стихией. Хидда всегда оставалась доброжелательной. В свободное от учебы время она была прекрасной собеседницей.

На мою слепоту никто не обращал внимания, и я привыкла сама обслуживать себя — одеваться и мыться. Мне даже стали доверять мыть посуду. Правда, Фархату приходилось перемывать ее за мной, но зато теперь я ее не разбивала, как в первый раз.

По вечерам часто играла с Асией. В один из таких дней мне открылась тайна того, почему девочка возвела меня на пьедестал обожания. Отношения с матерью у нее не задались с самого рождения — отталкивалась от этого вывода. Латифа вымещала на девочке злобу и ревность. Почему? Малышка не смогла мне этого пояснить. Она поведала, что однажды услышала, как один из подчиненных Тафара рассказал ему об одном из моих «похождений» и о том, как я дерзила отцу и мачехе — Асия не знала, что Веара мне не мать. Однажды ребенок ответил матери моими словами. Та не сдержалась и ударила дочь.

Напрашивался вывод, что именно с этого момента в семье Стихийного начался разлад. Но что-то удерживало меня от его окончательного принятия. Как бы то ни было, но с девочкой мы подружились. Не смогла я отказать ей в общении со своим кумиром. Она быстро перенимала мои интонации и манеру речи. Начала огрызаться с братом. Однако эти попытки я быстро пресекла — я не желала быть причиной еще большего раздора.

С сыном Тафара у нас сложились скорее приветливые отношения, чем дружественные. Паренек принял меня в качестве друга его сестры. Но вот с их старшей сестрой общение на задавалось ни со второго, ни с третьего раза. Пару раз мы с ней встречались, но Хидда не давала меня ей в обиду, хотя Фарита пыталась достать меня, если не силой, то хотя бы слова задеть. Причину ее ненависти я так и не нашла.