Спасибо бабе за победу! Учебник сексизма для мальчиков-героев и девочек-домохозяек. 1–11 классы

По мнению антрополога Стивена Куна (Steven Kuhn) из Университета Аризоны, гендерное разделение труда среди Homo Sapiens возникло относительно недавно — во время Верхнего палеолита (то есть в последние 1,5 минуты существования человечества, если брать всё время его существования за 1 час) — как форма более эффективной организации труда (прим.: Верхний палеолит, осёдлость, начало земледелия, одомашнивание животных и пр. — 8000 лет до н. э., при этом неандертальцы появились около 300 000 лет до н. э.). Но, как мы видим на примере охоты у аэта, не всегда это разделение эффективно, так, объединение для охоты мужских и женских коллективов (с отдельной результативностью 17 % и 31 %, соответственно) в одну группу охотников-охотниц повышает у аэта результативность охоты до 41 % (Dahlberg, Frances (1975). Woman the Gatherer), и, самое главное, любое разделение труда (включая гендерное), как и всякая специализация, должно нести в себе выгоды для всего общества, как для мужчин, так и для женщин, во всяком случае, это касается так называемого цивилизованного общества, к которому мы себя причисляем, а если мы думаем иначе, то есть если какое-то разделение труда и социальных обязанностей должно нести выгоду только для половинки этого общества, то тогда надо называть это общество как-то по-другому, а не цивилизованны

Главные стереотипы общественного животного

Но некоторые из стереотипов необходимы, так как помогают выжить и людям, и животным. Если вы, гуляя по лесу, случайно встретите косулю, то она не будет ждать, пока, закричав детям «Смотрите, смотрите!», вы достанете телефон и попытаетесь её сфотографировать, тем более не получится подойти и погладить её по шёрстке, всё, что вы сможете снять на камеру, будет её белый зад, прыгающий между деревьев. Она не захочет тратить время, чтобы разобраться, есть ли у вас с собой оружие, из полной ли вы православной семьи или мать-одиночка, но с самыми благими намерениями, вместо этого она будет следовать стереотипу своего поведения, который спасёт ей жизнь. Так же и мы, заходя в темный подъезд, будем намного осторожнее, чем когда пробираемся к своему холодильнику в два часа ночи, то есть в незнакомой обстановке ведём себя как косуля.

Человек, конечно, не косуля, но, как сказал уже знакомый нам рабовладелец, женоненавистник и великий учёный Аристотель, тоже животное, хоть и общественное, и, как у общественного животного, у него есть свои общественные человеческие стереотипы.

Социологи говорят, что конфликты возникают в обществе не из-за денег или власти, а потому, что у людей разные стереотипы, можно сказать, все живут в своих виртуальных стереотипных мирах, и в зависимости от того, в каком стереотипе ты живёшь, ты будешь по-разному оценивать одно и то же явление и, соответственно, спорить (конфликтовать, воевать и т. п.) с теми, кто с тобой не согласен.

Представьте, что у каждого пассажира и каждой пассажирки нашего гипотетического троллейбуса есть богатая родственница — руководитель крупной фирмы и неплохой человек, у которой точно такая же машина, как и у женщины, на которую смотрят люди из троллейбуса. В этом случае женщина в машине будет ассоциироваться для каждого со своей родственницей, а если кто посмеет сказать, что она содержанка, то там же, в троллейбусе, получит гневную коллективную отповедь, сопровождаемую весомыми аргументами, приложенными к разным частям его (или её) тела.

По мнению социологов, исключить такие конфликты в обществе и объединить людей может некий общий для всех в этом троллейбусе стереотип. Таким общим стереотипом всех времён и всех народов является деление людей по принципу «свой-чужой/своя-чужая» и чувство превосходства над чужими, то есть стереотип общего Врага. Образ Врага не упоминается в конституциях разных стран и уставе ООН, но он был и остаётся всеобщей цементирующей силой любой нации, а в национальных гимнах некоторых народов он просто звучит, как песня, в прямом смысле.

Вот, например, в государственном гимне США прямо упоминается про «надменных супостатов» (the foe’s haughty host), которые угрожают «земле свободных и дому храбрых» (the land of the free and the home of the brave), но «наши», как всегда в американских фильмах, победили, а супостаты «своей кровью смыли мерзкие поллюции (грязь) своих следов» (Their blood has washed out their foul footsteps’ pollution).

Французы не менее кровожадны, в их «Марсельезе» «когорты иностранцев» (Des cohortes etrangeres) и «беспощадных солдат» (feroces soldats) «поливают своей грязной кровью наши поля!» (Qu’un sang impur Abreuve nos sillons!).

Кстати, в 1917 году немного переделанная «Марсельеза» была гимном революции и в России:

Вставай, поднимайся, рабочий народ!
Вставай на врага, люд голодный!