При периодизации советской истории обычно выделяют сталинскую эпоху, за которой последовала хрущевская, нередко противопоставляемая, как время экономической либерализации – что спорно – брежневской эпохе с ее экономическим застоем и политическими преследованиями (с середины 1960-х до середины 1980-х годов). Советский туризм и отдых развивались по своим особым законам, и границы между эпохами в этом случае выглядят далеко не такими жесткими. Туризм и курортный отдых возникли в 1920-е годы с содержательной, имеющей медицинский уклон и ориентированной на государственные интересы повесткой, но к середине 1930-х годов потребители этих услуг превратили досуговую поездку в нечто другое – сочетающее индивидуальное удовольствие, комфорт, приобретение знаний и даже бегство от окружающей действительности. Ни война, ни смерть И. В. Сталина почти ничего здесь не изменили. Неспособность экономики мобилизовать ресурсы, необходимые, чтобы расширить возможности для досуговых поездок, была куда более серьезным ограничением. Важным поворотным пунктом стал 1955 год, когда разрешили поездки за границу. Это решение было признаком совпадения государственных и частных интересов. Разрешая гражданам выезжать за рубеж, государство демонстрировало доверие к ним, убежденность, что знакомство с другими культурами пойдет им на пользу, а сравнение не пошатнет их взглядов. Условием для непрерывного развития советской системы было накопление знаний, включая знания об окружающем мире. Частью этого были содержательные контакты между работниками предприятий – но также и способы, при помощи которых заграничный туризм учил людей учиться. Обеспечение интересов советских граждан как потребителей с середины 1950-х годов все больше составляло смысл существования режима, что и было закреплено в Программе КПСС, принятой в 1961 году.
В драматичные перестроечные годы брежневская эпоха казалась временем стагнации. На деле же потребительская экономика продолжала оставаться объектом первоочередного внимания режима, и после 1968 года – в период, отмеченный репрессиями против диссидентов в культуре и политике, – инфраструктура для туризма и отдыха расширилась как никогда ранее. Сторонники теории полупустого стакана могут объяснить это циничной попыткой отвлечь граждан путем предоставления им товаров и услуг, чтобы они не замечали собственной несвободы[563]. Если же стакан кажется наполовину полным, расширение возможностей для досуговых поездок означало «хорошую жизнь» для многих, а не для некоторых, стало выполнением обещания, которое с самого начала лежало в основе социалистического революционного импульса.
Право на отдых (включая право свободно путешествовать, чтобы отдохнуть) представляло собой лишь одно из восхваляемых преимуществ Конституции СССР 1936 года, и все же возможность путешествовать стала одной из самых запоминающихся деталей советского прошлого. Почти в каждом рассказе участников устного исследования по истории советской средней школы – выпускников 1967 года – встречаются воспоминания о поездках за границу и по стране вместе с сожалением по поводу того, что новые границы разделили некогда единое пространство [Russia’s Sputnik Generation 2006][564]. Государство регулировало перемещения, совершаемые с производственными и карательными целями, а также ради удовольствия, но в то же время активно поощряло мобильность, и в процессе этого создавало независимого индивида из «парадокса Лефора». В повествованиях советских туристов нескольких поколений, с 1920-х по 1980-е годы, отражены освобождающие – и формируемые государством – ценности путешествия: туристы лучше узнают родину (в том числе путем сопоставления с другими странами), приобретают новых друзей, укрепляют семейные связи, восстанавливают физическое и умственное здоровье. Они хорошо проводят время. Это было наградой от государства для его граждан (пока они сохраняли лояльность государству), и с развитием советской экономики доступ к досуговым поездкам все больше становился нормой и все чаще ускользал из-под государственного контроля.
В июне 2008 года Нью-Йорк Таймс опубликовала материал с цитатой русского писателя В. В. Ерофеева, говорившего о преображающем воздействии путешествий: