История нелиберального Советского Союза убеждает в устойчивости социальной стратификации и способов, при помощи которых привилегированные побеждают эгалитаризм. Последние по-прежнему обеспечивали свое положение, получая доступ к туризму и курортному отдыху; досуговые поездки во многих отношениях усиливали социальные различия, которые эгалитарная идеология намеревалась стереть. Право на ежегодный туристический или курортный отдых стало одной из привилегий новой советской элиты, что противоречило изначальным установкам социалистического общества. История туризма и отдыха, кроме того, указывает на провал централизованной плановой экономики, ее неспособность адекватно управлять потребительским сектором и сектором услуг. Эта неспособность усугублялась структурными барьерами внутри административно-командной системы и инерцией бюрократии с ее ментальностью, которую прекрасно иллюстрируют ежегодные шаблонные речи руководителей турбаз и курортов. Историки экономики не раз задавались вопросом, кто был виновен в провалах плановой экономики при Сталине: «жокей» – негодные руководители – или «лошадь» – система как таковая [Gregory 2003]? Ясно, что ответственность лежит на обоих.
Исследование нелиберального аспекта советского туризма способна дать представление о том, какими методами режим контролировал и ограничивал мобильность граждан – от системы путевок, дозировавшей доступ к туристическому и курортному отдыху, до контрольно-надзорного аппарата, ограничивавшего поездки жителей СССР за рубеж. Постоянную опасность для путешествующих представляли враги и «другие» – праздношатающиеся, которых клеймили как «бродяг», вызывающие беспокойство спутники склонных вступать в интимные отношения с иностранцами советских туристок за границей, исполнители неприемлемых в культурном отношении танцев, которые наблюдали туристы. Медицинский персонал и экскурсоводы, правила и режимы – все это ограждало участников досуговых поездок от ответственности, которую влечет за собой независимость, и укрепляло позиции «государства-няньки», в котором отношения дисциплины и зависимости воспитывали послушное население.
В книге показано, как советские путешественники и отдыхающие существовали в этой сфере принуждения и идеологии, однако сложно сказать, основывалось ли их участие во всем этом на согласии, сопричастности и лояльности, или же отпускники чувствовали отчуждение и питали молчаливое недовольство. Были ли путешествия и отдых возможностью ненадолго сбежать от материальных трудностей и политического контроля? Или усиливали лояльность к режиму, предоставлявшему такую возможность? В своих впечатляющих воспоминаниях Е. С. Гинзбург, бывшая политзаключенная, прошедшая через тюрьмы, лагеря и ссылку, открыто говорит о чувстве свободной радости, которое доставляли отдых и туризм в СССР. Вспоминая свой путь на свободу, проходивший по колымской дороге, она пишет:
…когда я прикидываю, встречалась ли я когда-нибудь с настоящим безумным счастьем, то только и могу вспомнить два коротких эпизода. Один раз это было в Сочи. Совсем беспричинно. Просто мне было двадцать два, и я танцевала вальс на открытой террасе санатория с профессором по диамату, который был старше меня лет на двадцать пять и в которого весь наш курс был влюблен. А вот вторично мне удалось ухватиться за хвост Жар-птицы именно в тот день, который я сейчас описала. Пятнадцатого февраля 1947 года, на трассе Эльген-Таскан во время бурана [Гинзбург 2008: 123][562].