Арай наблюдал за бывшей супругой, прислушивался к себе и не находил в душе жалости или понимания её действий. Видел, как она бледнеет, рассматривая распечатки, справки из медицинского учреждения, с места его работы. Она сильно отреагировала на информацию о том, сколько денег он переводил сыновьям и ей сверх положенных алиментов. А ему оставалось мысленно поблагодарить юриста, который настоял на том, чтобы приложить и этот документ, хотя сам Арай не хотел обнародовать данные о собственной щедрости. «Или глупости», — признался себе, разглядывая проступившие красные пятна на шее Ларисы.
Она отшвырнула от себя все бумаги и попыталась презрительно скривить губы, но они дёргались и дрожали, отчего казалось, что вот-вот польются слёзы, или начнётся крик.
— И что? — выдавила из себя его бывшая жена. — Что из этого следует? Они же сами мне помогали, я их не заставляла. Это не вымогательство! Не навесите мне статью!
Ему показалось, что перед ним задёрнули чёрную шторку, до того потемнело в глазах. Пальцы сами сжались в кулаки.
В ушах гудело, дыхание остановилось на вдохе, казалось, что грудь вот-вот разорвёт от нехватки воздуха. Арай ничего не слышал, единственное, что привело его в чувство — жёсткое давление на руку. На какой-то миг стало даже больно, и тогда до него долетел строгий женский голос:
— Арай Александрович, покиньте мой кабинет. Вы мне мешаете. Выведи его отсюда.
Он почувствовал, что его уже подталкивают к дверям, и только в коридоре смог дышать. Рядом с ним стоял взволнованный юрист и заглядывал в глаза.
— Ну, ты чего, Арай? Крышу чуть не снесло? Нельзя. Всё дело полетит к чёрту. Понимаю, что такая наглость кого угодно может взбесить, но надо держаться. Мне и самому так хочется щёлкнуть её по носу — как минимум. Ты в норме? Успокоился? А то мне надо туда вернуться.
— В норме. Иди. Только…
— Всё, ни слова больше. Везде камеры, да и в кабинете тоже есть, ты не заметил?
— Нет. Иди, я здесь посижу, отдышусь.
Когда остался один, устало опустился на истёртую деревянную скамью и приложил руку к сердцу, которое то билось в угорелом ритме, то словно спотыкалось и переваливалось с боку на бок.
«Болит там что-то, тянет, даже рука немеет, — думал Арай, сжимая и разжимая левый кулак. — Как же всё это произошло? Денег не жалко, заработаю ещё, но мама… как могла поверить в эту чушь? А отец? Хотя, зная Ларису и её плаксивое завывание, чего удивляться. Интересно, о чём они там говорят? С другой стороны, меня здесь и не должно быть, я ведь передал ведение дела юристу. Остаётся только ждать. Позовут, когда надо. Правильно сделала судья, что выгнала меня, иначе… Никогда не поднимал руку на женщин, а тут возникло дикое желание сжать пальцы на этой шее с красными пятнами. Довела всё-таки! Столько лет старалась. Получилось же! Почти».
В кабинете, между тем, происходила подготовка к беседе. Судья что-то писала на листе бумаги, разделив его на две части. Она ничего не говорила, только сосредоточенно заполняла строками и цифрами колонки. Её взгляд не поднимался от стола. Могло показаться, что ей безразличны ожидавшие люди. Лариса начала ёрзать на стуле, теребить ручки сумки, нетерпеливо поглядывая то на судью, то на юриста, который только вернулся из коридора. Его вид не внушил ей радости или уверенности: мужчина был спокоен и не смотрел на ответчицу. Он тоже ждал, что скажет судья.
— Итак, Лариса Ивановна, — наконец прозвучал безликий голос представителя правосудия, — я тут набросала плюсы и минусы вашего положения. Можете ознакомиться, но не пытайтесь стащить лист. Предупреждаю, здесь камеры, которые записывают каждое движение.
Лариса нервно оглянулась, взгляд метнулся по углам, потолку, окнам. Она взяла бумагу дрожащей рукой и начала изучать. По мере прочтения её глаза округлялись, дыхание учащалось, большая грудь вздымалась, угрожая вырвать пуговицы блузки «с мясом».
— Вы хотите сказать, что мне грозит…
— И не только вам, но и вашей матери. Это не кошелёк умыкнуть, хотя и за такой проступок тоже есть статья. Я так понимаю, вы ознакомились с тем, что можете получить за свою деятельность, — забирая у неё листок, произнесла судья, делая бровями знак юристу, чтобы помалкивал. — Если кратко: вы давали сыну запрещённые в его возрасте препараты, которые врач ему не прописывал. Добивались оформления инвалидности здоровому ребёнку.
— Он больной! Немой! — заорала Лариса.
— Тихо. Тихо. Зачем так кричать? Проведут экспертизу, медицинское обследование, и всё будет доказано. Это ясно? Как минимум лишение родительских прав…
— Подумаешь! Да пусть лишают. Он мне не нужен. Я уже так намаялась, — махнув рукой, сказала она, но вдруг подалась вперёд и спросила. — А алименты? Он не будет платить? Нет, тогда я не согласна.
— Понятно. Значит, будем давать делу ход. Арай Александрович хотел решить вопрос полюбовно, без жёстких мер. Не получится, значит. Тогда дальше. Предупреждаю, я лично займусь делом о клевете и мошенничестве…
— Чего? — взвизгнула Лариса, встала и нависла над столом, словно угрожая судье. — Что ты сказала? Да я… я маме…