– Нет… Он тоже меня критикует.
– Критикует?
– Говорит, что я толстая.
– Так и говорит: «Жеральдина, ты толстая»?
Девочка замотала головой с легким смущенным смешком, она явно понемногу избавлялась от зажатости.
– Нет, не так. Он говорит, что мне надо обратить внимание на мой вес.
– Но это же не критика.
– Он сказал это перед всем классом, и они смеялись.
Фабрис, судя по всему, имел добрые намерения, но был неловок. Возможно, ему показалось, что излишний вес у девочки возник из-за безволия, нежелания двигаться, лени, любви к сладкому. Одним словом, из-за недостатков, которые необходимо исправить.
– Здесь, мы никого не критикуем и не судим, – твердо сказал Спаситель. – Говори без опаски, я не перескажу твои слова ни одному человеку на свете.
– Даже маме?
– Твоя мама – другой человек, чем ты. И потом, сейчас она в приемной и не слышит нашего разговора.
– А если она меня потом спросит?
Жеральдина наконец-то смотрела Спасителю прямо в глаза.
– Ты имеешь право хранить что-то про себя. Имеешь право говорить мне то, что тебе трудно сказать маме. Ты пришла сюда работать, работа называется психотерапия. Это значит, что ты размышляешь над тем, что происходит в твоей жизни, у тебя в голове, в твоем теле.
– Брат мне сказал, вы посадите меня на диету.
– Нет.
Спаситель улыбнулся девочке, которая теперь не сводила с него глаз.
– У тебя есть старший брат?
– Да. Ромен. Он тоже толстый. Мы все толстые. Только мой половинный брат не толстый.
– Так, так, так, – сказал Спаситель, сразу вспомнив слова мадам Сансон: «половина не считается».
Жеральдина и Спаситель услышали стук в дверь.
– Твоя мама не слишком терпелива, – шепнул Спаситель.
Жеральдина хихикнула, став хитренькой десятилетней (с половиной) девчонкой. Она прекрасно поняла, что мама беспокоится, не наговорила ли она чего-то лишнего в ее отсутствие.
– Как дела? У вас все в порядке? – спросила мадам Сансон, крайне сочувственным тоном.
– Лучше не бывает. Садитесь, пожалуйста, – доброжелательно пригласил ее Спаситель. Психолог предпочитал надежный терапевтический контакт с матерью.
– О чем вы тут беседовали? – спросила мадам Сансон.
Спаситель и Жеральдина обменялись понимающими взглядами.
– Мы говорили о Ромене и нашей семье, – объявила девочка с неожиданной уверенностью.
– И мы всем тут будем рады, – прибавил Спаситель.
Мадам Сансон, женщина тонкого ума, тут же поняла, что что-то проплыло у нее мимо рук.
– Как я вижу, ты уже не против ходить к психологу. А ведь я тебя чуть ли не силком сюда притащила.
Жеральдина покраснела, засмеялась и взглянула на Спасителя.
«Хо-хо, – подумал он про себя, – дело пошло быстро, даже очень».
– Увидимся в следующий понедельник, – предложил он. – И возможно, с месье Сансон?
– Нет, – запротестовала Жеральдина, – он зануда.
Вместо того чтобы сделать дочери замечание, мадам Сансон засмеялась:
– Видите, какая она, когда разойдется?
После того как консультация закончилась, психолог с удовлетворением потер руки. С этими двумя можно будет хорошо поработать. И тут же у него возникло чувство, что с ним такое уже было. Он точно так же потирал руки и точно так же думал: «С этими двумя можно будет хорошо поработать». Он попытался понять, когда это было и с кем, потом сообразил, что это у него дежавю*. На несколько секунд ему стало не по себе, и реальность стала какой-то зыбкой. Однако семейство Насири – мать, дочь и сын, чинно сидевшие в приемной, – его успокоило.
– Сегодня у нас аншлаг?
Мадам Насири встала, не выпуская из рук объемистую сумку.
– Вы не меняетесь, – похвалил свою давнюю пациентку Спаситель.
Она приходила к нему три года тому назад. И теперь была такая же ухоженная, с гладким свежим лицом, в красивом платке, с глазами, чуть подведенными сурьмой, которая подчеркивала их блеск. Спаситель не мешал семейству переговариваться, а сам старался припомнить, с чем пришла к нему мадам Насири в первый раз. Кажется, из-за неприятностей с Адилем. Теперь настала очередь Газиль.
– Стала непослушная она, – сказала мадам Насири, считая, что ее пояснение поможет психологу.
– Ты повторяешь чужие слова! – закричала Газиль. – Твои старички задурили тебе голову!
Мадам Насири работала домработницей у одной пожилой пары.
– Как ты с матерью разговариваешь? – тут же взорвался Соло.
Брат с сестрой громко препирались, а мадам Насири ласково прижимала к груди большую сумку из искусственной кожи с золотой застежкой. Спаситель подумал, что уже видел эту сумку. И это не дежавю. Да, он видел сумку, и видел ее три года тому назад. И вдруг он все понял. Понял, почему Газиль рылась в сумке учительницы биологии после урока о сексуальных отношениях и почему она вытащила ключ. Почему мадам Насири прижимает к себе сумку, словно самое дорогое свое сокровище. Для Спасителя все стало ясно, просто ослепительно ясно: девочки обязательно роются в маминых сумках. И он улыбнулся, представив себе выражение лица Соло, если бы он сказал ему без всяких околичностей: «Понимаешь, сумка – это символ матки…»
– Почему смеешься? Над нами? – тут же оскорбился Соло.