Спаситель не стал отвечать, потому что вся его жизнь отвечала за него. Но заговорил о фундаментальном труде Лазаря, потому что сын прочитал ему некоторые размышления из своей тетради.
– Он называется
– Хороший вопрос, – отозвалась Луиза фразой Спасителя, ожидая, что он улыбнется в ответ.
– Пишет в основном короткими фразами. Например: «У меня характер на три “ч”: честен, чуток, чувствителен. Такой характер не приносит счастья». Есть и афоризмы: «Поэты пишут печальные стихи. Будь все счастливы, не было бы поэтов».
– Поль никогда бы не написал так умно, – заметила Луиза, всегда сравнивавшая двух мальчиков.
– А я вижу в этом депрессивный настрой. Хотя, конечно, это интерпретация, продиктованная моим страхом. Я боюсь, что Лазарь впадет в депрессию, как упал младенцем в пропасть.
Спаситель помолчал и продолжил через силу:
– Я осознавал душевные патологии семьи Турвиль, когда женился на Изабель, но ни на
Спаситель произнес ее имя так, словно молил ее о чем-то. Она взяла его за руки и крепко сжала.
– Лазарь чудесный мальчик, – сказала она с горячностью. – Тебе не о чем волноваться.
– Расступись! Поберегись! – кричал Грегуар, входя в кабинет с пожарной машиной в руках. – Сейчас-всех-задавлю-кота-тоже!
Следом за ним вошла его бабушка, прижимая руку к сердцу, и осталась стоять, печально качая головой. Последняя неделя ее доконала.
– Или у него температура сорок и он лежит без движения в постели, или он черт из табакерки, которому удержу нет.
– Садитесь, мадам Эмсалем, – пригласил ее Спаситель, повышая голос, чтобы перекрыть детский крик. – Грегуар! Ты можешь играть, но кричать не обязательно.
– А-а-а! Я умер! – крикнул мальчуган, тоже прижав руку к груди, словно его сразила пуля. Он повалился на ковер и вполголоса продолжал: – А пожарная машина не умерла. Она задавит всех— в больнице – в школе – всех на свете. Бум! Трах! Бжих!
– Что ж, пока ваш внук занят уничтожением планеты, расскажите мне, как вы себя чувствуете, – весело обратился Спаситель к бабушке.
– Плохо, – ответила она тоном жалобного упрека. – Вы же знаете, я должна лечь в больницу в будущую среду. И вы мне сказали, что если я не найду другого решения, то смогу попросить вас приютить моего Грегуара.
– Ну… да… – внутренне сжавшись, признал Спаситель.
– Я не нашла решения.
– Бум-бах, бум-бах, – гремела пожарная машина.
– Вы поговорили с женой? – забеспокоилась мадам Эмсалем.
– Да… Конечно, как иначе?
Но вообще-то Спаситель, пообещав приютить у себя в случае необходимости малыша Грегуара, подумал: «Луиза поймет». А потом занялся другими делами, надеясь, что мадам Эмсалем все-таки найдет близкую подругу и доверит ей внука, или служба социальной поддержки подберет ей замечательную приемную семью, или прилетит Питер Пэн и заберет Грегуара в страну потерянных мальчишек. Но жизнь мало похожа на волшебные сказки. И Спасителю предстояло привести в дом мальчика четырех с половиной лет, ни словом не предупредив Луизу.
Грегуар подошел к психологу:
– Знаешь, что говорит пожарная машина?
– Нет.
– Да-вай, да-вай! – пропел Грегуар подражая пожарной сирене. – А что говорит скорая помощь?
– Не знаю.
– Пропа-ал! Пропа-ал! – продудел Грегуар.
– Это он все из детского сада приносит, – вздохнула мадам Эмсалем.
– Знаешь, – Грегуар снова заговорил с психологом, – баба поедет на скорой в больницу, доктор ей сделает другое сердце, и она больше не будет меня ругать.
Так Грегуар представлял себе операцию на сердце.
– Можно мне бумажный платок? – попросила мадам Эмсалем.
Это среда вообще проходила под знаком скорой помощи.
– Он проглотил колпачок от шариковой ручки.
– Что-что?!
Мадам Карре только успела сесть на кушетку.
– Максим… – начала она, – вчера вечером… он…
Горло ее перехватило рыдание, она не могла продолжать, и Спасителю подумалось: неужели?! Неужели мальчик задохнулся?!
– Его спасли, – наконец удалось выговорить мадам Карре, – но этот ужас…
Спаситель вменил себе за правило следовать библейскому изречению: «Есть время говорить и время молчать». Пять минут молчания в четырех стенах показались вечностью.
– Что произошло? – наконец спросил он.
Глухим, почти беззвучным голосом мадам Карре рассказала о вчерашнем вечере. Она накрывала на стол, маленький ее сынок рисовал в сторонке, а его папа сидел в кресле и обменивался с кем-то эсэмэсками.
– Я дала Максиму цветные карандаши и фломастеры, я вам уже говорила, ему трудно удерживать в пальцах карандаш. – И она сама взяла воображаемый карандаш пальцами. – Он в классе такой не один, – поторопилась она прибавить. – Мадам Дюмейе говорит, что год от года в классе все больше детей с «непослушными ручками». Они привыкают скользить по экрану, и пальцы у них не натренированы. Ну так вот…