Спаситель мира

Оказавшись в зале тактического управления, он отметил, что несколько десятков офицеров, которые обычно контролировали со своих пультов военные операции, сгрудились в одном конце зала, подальше от обломков разбитой крыши. Едва заметив его, они поспешно расступились, открыв предмет своего внимания.

Перед пультом связи со «Святым Михаилом», вопя и жестикулируя, как помешанный, стоял герцог Нормандский:

– Вы не понимаете, что вам говорят? Вы должны выжечь эту равнину, всю равнину, слышите? Приказ исходит от самого папы! Нанесите удар! Нанесите удар, черт вас подери! Призовите весь гнев архангела на этих трусов, которые прекратили сражаться, и на ползучих тараканов, стоящих против них! Нанесите ваши хреновы орбитальные глобальные удары, чтобы покончить с этим раз и навсегда!

На экране перед ним висело изображение Гуго де Вермандуа, капитана «Святого Михаила», с замкнутым лицом, мрачно сведенными бровями и неуступчиво поджатыми губами. Он категорически отказывался повиноваться.

Вне себя от бешенства, Роберт де Монтгомери так склонился вперед, выкрикивая угрозы, что его лицо практически касалось лица Гуго на видеопанели:

– Да подчинитесь ли вы наконец, проклятый содомит! Или мне придется самому подняться на эту гнилую посудину, капитаном которой вы себя мните, чтобы заставить выполнять приказы Урбана? Немедленно нанесите орбитальные удары, или вы закончите свои дни в нейрокарательной камере для педерастов! Я… Я обещаю вам, что…

В ярости герцог не заметил заполнивших помещение солдат, отчего его реакция стала еще более зрелищной, когда позади него прогремел голос Боэмунда:

– Роберт де Монтгомери! Именем всех людей, которых вы предали, вы арестованы!

Praetor peregrini обернулся, подскочив как ужаленный. Его безумные глаза остановились на лице врага, и тот вернул ему жесткий и холодный стальной взгляд. Сотрясаемый нервным тиком подбородок Роберта опустился, пока он судорожно искал ответ, который позволил бы ему вновь овладеть ситуацией. Но, явно поддавшись панике, он смог лишь выдавить:

– Вы!.. Это вы предатель!.. Все из-за вас, грязный пес! Из-за вас… и вашего висельника-племянничка!

После чего, указывая трясущейся рукой на князя Тарентского, он обратился к солдатам:

– Это его следует немедленно арестовать! Это он… продал нашу армию врагу! Это он и его подонок-племянник…

Он не смог закончить фразу, потому что один из людей Боэмунда приблизился и нанес ему удар прикладом в голову. Претор с воем повалился, прижав руки к лицу. Боэмунд мгновенно встал между ними и сурово призвал своих людей к порядку:

– Никому не поднимать руку на этого преступника! Не хватало еще, чтобы он превратился в жертву!

Затем он обратился к офицерам военной полиции:

– Делайте вашу работу, господа, арестуйте этого человека по всем правилам!

Роберт попытался встать сам, но силы ему изменили, и полицейским пришлось помогать. Из правой скулы, куда ударил солдат, обильно текла кровь. Теперь он дрожал всем телом, словно в состоянии шока. Однако, несмотря ни на что, нашел в себе силы крикнуть:

– Вас всех покарают!.. Урбан придет… и накажет вас… и сам Господь проклянет вас… вас, оборванцев! Я всех вас найду… одного за другим… и я вас…

У одного из офицеров военной полиции сдали нервы, и он тоже ударил его. На сей раз Роберт потерял сознание и умолк окончательно. Боэмунд приказал под надежной охраной сперва отправить его к медикам, а потом под арест. Сам он этим заниматься не стал, потому что нельзя было терять ни секунды. Армия крестоносцев только что была обезглавлена, солдаты внезапно осознали, в какой ситуации очутились, и некоторые в отчаянии могли совершить нечто непоправимое. Чтобы избежать хаоса, следовало действовать быстро.

* * *

15:50

Юс’сур так торопился расстаться со своими друзьями-бесшипниками в Котелке вовсе не потому, что их рассуждения были недоступны пониманию атамида, – к этому он уже привык. Нет, он стремился как можно быстрее добраться до своей кельи, потому что ощутил непреодолимую потребность уединиться, чтобы обрести немного покоя и поразмышлять.

В обычное время невозмутимость – это вторая натура Предка. Никогда на памяти атамидов никто не видел, чтобы Предок терял хладнокровие, впадал в гнев или выказывал нетерпение. Однако еще и двух часов не прошло, как он, устремив свое сознание к тому, что, по словам Альберика, считалось машиной, получил откровение столь важное, что невольно вскрикнул. Юс’сур не мог припомнить, чтобы со времен ранней юности с ним случалось что-нибудь подобное.