Спаситель мира

Когда первая волна восторга прошла, Ёрш стал думать о людях и особенно о Виолет. Ее образ воскресил в памяти песню Кларенса Уильямса «Я маленький дрозд», а еще «Мурашки» Бикса Байдербека и «Ничего не делай, пока я не вернусь» Билли Холидей.

— Я иду, Виолет, я скоро приду! — сказал вслух Ёрш. — Ничего не делай, пока я не вернусь!

Он представил, как она сидит на черном лакированном диване у тускло-красной стены. Стоит открыть дверь — и Виолет подпрыгнет, а если рассказать о том, что сегодня случилось, упадет в обморок. В обморок люди сейчас не падают, но, если очень попросить, Виолет упадет. В старых песнях женщины постоянно падают в обморок! Представлять Виолет на диване оказалось приятно, и Ёрш представил снова. Он скажет: «Виолет, я исполнил миссию, я спас мир от гибели!» Виолет назовет его маленьким профессором, и он надуется от гордости. Ее караулит полицейский, только разве это страшно? Едва он потянется за пистолетом, Виолет выдернет ковер у него из-под ног. Полицейский попробует встать, но Виолет огреет его сковородкой. Полицейский запоет «Ты пожалеешь, что родилась» Луиса Армстронга, а Виолет — «Черный и унылый» Этель Уотерс. Потом полицейский запоет «Поезд до Джолиет» Мемфис Минни, но Ёрш перебьет его «Солнечным настроением» Бикса Байдербека, а Виолет закружится на табуретке.

В переулке у станции Ёрш заметил Быстрого с Ловким, сообщил им потрясающую новость и в доказательство поднял сломанную руку. Быстрый и Ловкий стояли не шевелясь и завороженно на него смотрели. В тени домов виднелись лишь белые носки на их ладонях и время от времени поблескивали глаза.

Ёрш зашагал было к станции, но вдруг остановился и сделал лицо «как у президента».

— Парни, я справился! — объявил он. — Миссия выполнена. Мир не погиб!

На станции Ёрш сообщал новость каждому встречному. Встречные смотрели на него в полном недоумении. Он брел вдоль турникетов, вставлял в прорези подобранные с пола билеты, и никто не говорил ни слова. Станция была куда светлее и красивее, чем прежде. Аргоновые лампы холодно пульсировали. Кожа пылала, а когда Ёрш поднес сломанную руку к глазам, пальцы громко хрустнули, только его ничего не удивляло и не волновало. Он путешествовал по миру, спасенному и преображенному ценой огромной жертвы. Неудивительно, что этот мир кажется незнакомым: Ёрш взирал на него глазами обезумевшего святого.

На четырнадцатом по счету билете Ершу повезло, и он бочком прошел через турникет, подняв сломанную руку к груди. Дышать старался ровно и медленно, хотя боли не чувствовал. К станции подлетел поезд шестого маршрута, и Ёрш сел в вагон. Платформа безропотно отстала. В пустом вагоне было чисто, серо и пахло жареным миндалем. Что за окном: ночная мгла или темнота туннеля? Это сигнальные огни или звезды? Руки Ерша прижаты к поручню, ноги — друг к другу, голос не отличим от стрекота цикады.

— Я Вильгельм Оранский! — прокричал Ёрш. — Сигарета у кого-нибудь найдется? — порой он громко и четко проговаривал каждое слово.

В вагоне стояли не блоки Г-образных сидений, а пепельно-серые скамьи, как в приемной стоматолога, или в камере, или в зале суда. Или в кабинете директора «Беллависты». Или как в курительной, только там скамейки были узорчатые.

Далее события развивались медленно. В окне Ёрш видел свое бледное лицо, которое безостановочно корчило рожи, видел звезды, царапины и выбоины в стене туннеля. Колеса мерно стучали о рельсы. Поезд идеально вписался в туннель. Он скользнул в темную арку ловко, словно рука в карман, сжал Ерша в объятиях и успокоил.

— Сколько сейчас времени? — спросил кто-то. Часы показывали двадцать семь минут пятого. Поезд дал легкий крен на вираже, выпрямился, сухо кашлянул и сбавил скорость. Сигнальные огни ярко вспыхнули, потом замигали и потухли. Ёрш выпучил глаза и прижал бескровное лицо к окну. Стены туннеля покрывали огромные цветовые полотна, глифы и подписи. Влажный бетон пестрел от тайных знаков: сквозь мрак пробивались оранжевые, бирюзовые, серебристые, платиновые. Кровоточащие, душераздирающие буквы, такие тэгами называют. Это же тайнопись! Прекрасное, пронзительное, волнующее откровение, доступное лишь его взору.

Ёрш смотрел, как мимо плывут великие слова. Возникают, по-змеиному извиваясь, по-птичьи щебечут — и рассыпаются на буквы. Расшифровывать бесполезно, они текут мимо рекой ярких татуировок. Ёрш испуганно вскрикнул, зажмурился, и за сомкнутыми веками тэги преобразовались в слова и знаки. Тэги издавали постановления, миндальный запах усиливался, и Ёрш почувствовал: если открыть глаза, произойдет немыслимое, о котором он давно размышлял. Или оно происходит уже сейчас? Ёрш зажал глаза ладонями и обратился в слух. В вагоне что-то шевелилось. Тэги расшифровывались сами, или он взломал тайный код? Да, это он его взломал! Тэги были не словами, а живыми картинками, а каждая буква — пульсирующим организмом. Буквы вибрировали, как пчелы в улье, пантомимами раскрывали свой смысл, глотали друг друга, совокуплялись, складывались в историю. Наконец Ёрш разомкнул веки: он мог читать тэги, как книгу.

ГЛАВА 21