Спаситель мира

– Беспокоишься обо мне! – догадался Ёрш. – Не стоит, док! Лучше беспокойтесь о мире.

Старик отполз, прислонил голову к темно-серой складке между дверями и закатил глаза. Слетевший при падении тюрбан лежал у его правого локтя. О пол ударился, перевернулся, а мудреная конструкция не рассыпалась – теперь тюрбан напоминал декоративную корзину. «Значит, тюрбан не повязывают каждый раз, – про себя отметил Ёрш, – а надевают и снимают, как шапку».

– Парень… – с видимым усилием повторил старик. Он что, других слов не знает?

Нагнувшись, Ёрш схватил его за куртку. Мячи-пуговицы жалобно заскрежетали.

– Все в порядке, дедуля! – заверил он. – У меня есть план.

ГЛАВА 2

Детектив Али Латиф (при рождении названный Руфом Ламарком Уайтом) обожал анаграммы, акростихи, палиндромы и шифры, основанные на элементарной математике. Когда на службе образовывалось затишье, он развлекался составлением упрощенных алфавитов, большей частью фонемного типа, и использовал их для написания компроматов на своего непосредственного начальника, лейтенанта Бьорнстранда. Впоследствии компроматы и скабрезности вывешивались на доску информации отдела розыска пропавших.

«3О4 Е1Б2И 4ГЗК Н404Б6Ж ГИ9 Д2К6, БО4М4Ж ГИ9 „ЛИ2Й9ККЗС6“? АЦ4МКН0М1КГ!»[1] – гласило последнее объявление.

За исключением компроматов на шефа, ни странностей, ни слабостей за Латифом не водилось. Во всех остальных отношениях он был настолько честным, порядочным и обязательным, что даже в Полицейском управлении, где дружить значит подначивать и подсиживать, сомнений в его профессионализме не возникало ни у кого. Если цвет его кожи, манеру одеваться и даже отсутствие жены обсуждали почти ежедневно, то текущую работу – никогда. Его отчеты о расследованиях штудировали, как учебные пособия, чем Латиф очень гордился, хотя не признался бы в этом под страхом смерти.

В том, что стесняется своего имени, Латиф тоже бы не признался. О страшной тайне не ведал никто: ни живые, ни мертвые, ни коллеги, ни воскресные собутыльники и уж точно ни родственники. Первого января 1969 года его отец, водитель Управления городского транспорта, большую часть жизни известный как Джебби Уайт, в присутствии регистратора округа Кингс сменил имя на Мухаммада Джеробоама и переименовал всех своих детей. Бедняга Руф чуть ли не целый год не мог выговорить новое имя. Впрочем, оно и сейчас казалось чужим. Будь решение самостоятельным, или если бы отец соблаговолил с ним посоветоваться, новое имя, вероятно, понравилось бы юному Руфу и даже стало бы источником гордости. Увы, получилось наоборот: за сорок лет он не сумел к нему привыкнуть.

Особенно новоиспеченному Али досаждала полная аполитичность отца. В 1976 году во время забастовки работников автотранспорта тот, поджав хвост, вернулся на службу уже на третий день, за неделю до официального окончания забастовки. Ему оказалось проще сменить имя, чем потребовать жалованье, соответствующее прожиточному минимуму. Если отец Латифа противоречий в этом не усматривал, то сам Али мог думать о позиции отца, лишь когда в руках был тяжелый предмет: молоток, пресс-папье или табельный пистолет, который он сжимал, пока воспоминания не отступали. Латиф был человеком верующим и регулярно ходил в церковь, но отца простить не мог.

Гнев и подчеркнутая замкнутость заставляли искать уединенные удовольствия. Круг его интересов включал граммофонные пластинки на семьдесят восемь оборотов, односолодовый виски (желательно северошотландский) и автобиографии известных политиков. Знакомые дамы снисходительно, а иногда с печалью и тоской называли Латифа «профессором Уайтом», имея в виду персонажа пьесы Джона ван Друтена. Он занимал просторную, но совершенно безликую квартиру в доме без лифта к северу, то есть на менее престижной стороне от Проспект-парка, напротив белых павильонов Бруклинского ботанического сада. Его родители жили (вместе, как ни удивительно) в противоположном крыле того же дома, и, когда оставляли окна открытыми, Латиф прекрасно слышал их набившие оскомину перепалки. Подобно коллегам Али, родители о его работе никогда не заговаривали. Судя по их трогательному участию, он мог быть наемником или фанатиком-моджахедом, то есть не разыскивать людей, а уничтожать, то есть способствовать их исчезновению.