«Спасская красавица». 14 лет агронома Кузнецова в ГУЛАГе

Некоторые бригады были укомплектованы исключительно из уркачей, которые совсем не хотели работать. Придут на производство и заявляют: «Мы, батя, работать не будем». Ну что же, будете получать штрафной котел!

Разводят костер, садятся вокруг костра и в течение рабочего дня передвигаются от костра к костру. Досидятся до того, что им уже не хочется вставать и нести дрова для костра.

Придет начальство, вместе с ними посидит, покурит, расскажет несколько анекдотов и уйдет, а они продолжают сидеть…

Редки были случаи, чтобы их как отказников сажали в изолятор, если же и посадят, то на двое-трое суток…

На работу ходили под конвоем, конвой – один человек на 25 заключенных, и это в тайге…

Но вот пришло распоряжение: с 1 декабря 1942 г. на работу будем ходить без конвоя, работать будем в зоне оцепления.

Первого декабря вышли к воротам, конвоя нет, дежурный по вахте нас пропустил в ворота, записав на дощечке каждую бригаду, и с тем мы вышли.

Пришли на участок работ, расставили работяг так, чтобы сосед соседу не мешал и при лесоповале не мог один другого зацепить хлыстом.

А то, бывало, станешь расставлять бригады: стараешься расставить так, чтобы один другому не мешал, а конвой старается сократить фронт работы, чтобы хорошо было видно всех работающих, и идет спор между конвоем и десятником работ. Частенько бывали случаи, когда на этот спор вызывалась администрация л/п и дежурный надзиратель.

За ранение или смертный исход конвой ответственности не нес, за это отвечал руководитель работ.

Утром я расставил все бригады, пошел в другой квартал, там работала хозобслуга, надо было принять заготовленный лесоматериал.

Давненько я так свободно не ходил по лесу, последний раз – 24 апреля 1941 года.

Идешь по лесу как свободный гражданин, дышится легко и свободно, за спиной нет конвоя с винтовкой. Никто не кричит тебе в спину: «Голову выше, не наклоняться! Шаг влево, шаг вправо, стреляю без предупреждения!»

Тут чувствовалось, что из себя представляет хотя бы относительная свобода. За 14-летнее пребывание в лагере это была моя первая и последняя свобода…

Иду лесом, кругом тишина, только где-то вдали раздается эхо от падения леса. Это валят лес бригады заключенных.

Но вот где-то поблизости слышен звук, что кто-то будто бы обламывает на дереве сухие сучки и веточки. Я заинтересовался и думаю: кто это может быть?

Вскинул глаза вверх и увидел маленького зверька с пушистым хвостиком, перепрыгивающего вверх и вниз с ветки на ветку, с сучка на сучок. Это была маленькая белочка, которая своей резвостью как будто приветствовала меня…

Вот, мол, смотри, несчастный человек, как я, маленький зверок, пользуюсь свободой, а ты, именующий себя «царь природы», заперт в неволе…

Тебе дали относительную свободу, и ты этому несказанно рад…

Да, действительно я был несказанно рад.

Я часа полтора стоял, прислонясь к елке, и любовался игрой этой маленькой, веселой, с пушистым хвостом белочки, и не мог оторваться от ее игры…

Я завидовал, что она беспредельно пользуется свободой в этой дикой тайге. Тут я невольно с великой грустью вспомнил: за что же меня лишили свободы? Но на это я не мог дать себе ответа.

В совхозе работой я был завален по горло, но она меня не тяготила. С утра до вечера я находился в лесу, на свежем воздухе, с питанием дело наладилось, систематически от родных стал получать посылки, наладилась регулярная письменная связь без ограничений.

Лишь одно было плохо: нет газет и книг, читать нечего, и не знаешь, что творится внутри страны и на фронтах Отечественной войны.

Но вот осенью к нам пригнали пополнение из-под Москвы. Интересуемся, что из себя представляют прибывшие люди; оказывается, эти люди в большинстве своем – гитлеровские старосты.

Нам было больно и досадно быть с ними на одной доске, а иногда и ниже их.

Из них некоторые очень сожалели, что советские войска геройски защитили Москву и немецких фашистов отогнали.

24. Приезд жены

От жены стал получать письма, что она собирается приехать ко мне. Мне ее приезд очень желателен. Уже прошло примерно полтора года, как нас разлучили, за это время я немало претерпел невзгод. Хочется ее увидеть, обмолвиться теплым ласковым словом, узнать, как семья без меня живет и переносит ужасы кровавой войны. В то же время боюсь дать согласие на ее приезд.

Уж очень трудная и дальняя дорога, да кроме этого, на въезд в Коми АССР надо иметь специальный пропуск, а его не так легко получить.

Приедет сюда, а «свиданку» не дадут, так что только измучается и изнервничается, и все будет впустую.

Время военное, на нас смотрели как на презренных «фашистов».

Но все же, после раздумья, иду к начальнику совхоза, объясняю суть дела и спрашиваю его, как быть.

Он внимательно меня выслушал и говорит: «Пишите, пусть приезжает, здесь как-нибудь устроим».

И вот, в двадцатых числах октября 1942 года, вечером, часов в 11, ко мне приехала жена. Я уже лежал в постели и спал.

В барак пришел возчик и будит меня: «Вставай, гостью встречай, жену привез!»

Я спросонья никак не могу понять, в чем дело и что ему надо от меня. Наконец я уяснил, что приехала жена.