Мы быстро собрали свой скудный скарб, вышли во двор, выстроились. Во дворе стояло несколько грузовиков, нас посадили в них и повезли на 17-й л/п, а на наше место предполагали пригнать немецких военнопленных.
На 1-м л/п меня продержали около 6 месяцев, за это время мне не пришлось прочесть ни одной газеты или книги, так что мы абсолютно были оторваны от жизни, не имея понятия, что делается на фронте и т. д. Письменная связь с родными была очень слабая. Не было ни конверта, ни марки, ни бумаги – все надо купить, а денег нет. За время пребывания на 1-м л/п я заработал всего 43 копейки. Письменные принадлежности можно было купить, продав свою пайку хлеба.
С 1-го л/п привезли около 60 человек на подкомандировку 17-го л/п.
21. На подкомандировке 17-го л/п
На подкомандировке было всего 2–3 барака. Сначала нас ни на какие работы не гоняли, выдерживали месячный карантин, да и работ здесь не было – только обжиг угля.
Как только я немного окреп и освободился от поноса, тут же принялся за работу в качестве дневального в бригаде по обжигу угля.
Видя, что работа тяжелая и грязная, я перед собой поставил задачу облегчить, насколько возможно их труд, а именно:
1. Чтобы круглые сутки была горячая вода для умывания.
2. Чтобы круглые сутки для них был чай.
3. В бараке должно быть чисто и без клопов.
4. Можно было носить в ремонт одежду и обувь и приносить обратно.
5. Ежевечерне носить в сушилку одежду и валенки и приносить обратно.
Надо сказать, что мне это удавалось делать без особого труда и с большой охотой.
Я ежедневно мыл полы, один раз в неделю горячей водой мыл стены деревянного барака и нары.
После обеда вдвоем шли в лес на заготовку дров для отопления барака и нагревания горячей воды, без конвоя.
В лесу было тихо и спокойно, не то что в зоне.
В общем, я ежедневно был занят делами и находил в этом удовольствие. Да и работяги были довольны, что у них есть все необходимое – завтрак, ужин, хлеб, круглые сутки горячая вода, чай. Одежду и обувь снесут в ремонт и в сушилку, и все это делается вовремя.
С этой работой мне было некогда думать о своей злосчастной участи…
Бывало, всех проводишь на работу, в бараке все приберешь, заправишь постели и после трудов праведных сидишь у окна и распиваешь фруктовый чаек, и с таким удовольствием его смакуешь, словно это нектар.
Иногда выпьешь несколько пол-литровых банок, а если к этому напитку добавить хлеба граммов 300, то совсем было бы отлично…
Пьешь чай, а в это время в окошко ярко светит весеннее солнце, и тебе от этого становится хорошо…
И вот, в конце марта 1942 года я неожиданно получаю маленькую первую посылочку от сестры.
Сколько ею было вложено хлопот ее послать… Надо учесть, что это было в 1942 году, в годы ожесточенной борьбы с немецким фашизмом… В период, когда жены, дети, братья и сестры отказывались от своих родных и близких, находящихся в лагерях, а тут, не боясь всего этого, дорогая сестра обходит всех областных работников и добивается послать своему злосчастному брату один килограмм сухарей и очки…
А сколько было у меня радости в получении этой маленькой посылочки? Сколько было всяких дум и переживаний?
Я восторгался мужеством сестры: эта простая русская женщина не испугалась, что ее могут обвинить в связи с сидящим в лагере братом как с врагом народа… но она этого не боялась, она чувствовала простым своим сердцем, что ее брат ни в чем не повинен перед Советской властью и партией и запрятан в лагерь истинными врагами народа, сидящими у кормила государственных органов…
Эта маленькая посылочка меня воодушевила, и я решил написать жалобу на имя Верховного прокурора.
Написал, послал, но ответа не получил…
25 апреля 1942 года подкомандировку на лето закрыли, а нас всех перевели на головной 17-й л/п. 17-й л/п был небольшой, всего на л/п было две бригады: с/х бригада и бригада возчиков, да отдельно был ЦАРМ[68]
, где было 80–100 человек.Впечатление от л/п было нехорошее, в особенности от столовой и бараков: здания были деревянные, в бараках кишмя кишели клопы и разная паразитическая живность.
Здесь меня зачислили в с/х бригаду, работать пришлось на общих работах, а потом – бригадиром.
В конце мая 1942 года на л/п пригнали московский этап «октябристов». От них мы узнали, что творилось на воле, в особенности в октябрьские дни в Москве[69]
. Как было больно слушать их слова, как было стыдно за ответственных партийных и советских работников, которые своими действиями старались деморализовать московское население и которые пачками бежали из Москвы…В июле 1942 года из управления лагеря на меня пришел наряд на отправку в Верхне-Веслянский совхоз.
В прекрасный теплый день на попутной машине меня отправили через 8-й л/п в Верхне-Веслянский совхоз.
Так как на 8-й л/п не было в течение четырех недель конвоя для дальнейшего передвижения, я там задержался.
На 8 л/п работы были исключительно с/х, так что здесь было несравненно легче работать, чем на 1-м л/п.