Спасти или уничтожить

Берия сразу же оценил мастерство Нефедова в части постановки вопроса: ничего лишнего, никаких лазеек, все просто до предела, и вилять тут некуда.

Потому и ответил так же точно:

— Не в полной мере.

Дополнительных вопросов выжидать не стал — все ведь уже ясно, стал уточнять:

— Мы хотели провести передачу всех, кого решено было отдать, максимально быстро, потому что такова была установка политбюро, но провести скрытно передачу такого количества людей было невозможно. Перед нами на стадии подготовки процедуры встал выбор: либо подвозить людей к определенному месту группами с точно установленной численностью, либо точно такие же группы с фиксированной численностью доставить одновременно в разные точки.

Берия едва успел произнести последнее слово, как Нефедов спросил вновь:

— С чем была связана такая альтернатива сама по себе? Почему нельзя было растянуть по времени?

И Берия отвечал точно так же быстро:

— Были основания предполагать — и впоследствии это подтвердилось, — что немцы постараются организовать свое нелегальное наблюдение за этим процессом. Проводя передачу пленных в одном месте, мы как бы облегчали им это.

— Смысл? — коротко выстрелил вопросом Нефедов.

Берия откашлялся, глянув на Сталина, и ему показалось, что вождь движением век показал: отвечай, Лаврентий.

Берия тоже кивнул и продолжил:

— Мы — не все, правда, но многие — полагали, что Германия не остановится на границах сентября тридцать девятого и, следовательно, не остановит свою секретную деятельность против СССР.

— И?

— И сочли необходимым сделать эту передачу поляков немцам максимально скрытной.

— Ага, — кивнул Нефедов, будто признавая, что все было сделано правильно. — Что же в реальности?

— В реальности, как вы знаете, всегда бывают какие-нибудь занозы и шероховатости, — пожал плечами Берия. — В данном случае получилось, что документы нескольких человек оказались не в тех папках, в которых следовало.

— Случайность?

— Иного не выявлено, — упрямо мотнул головой Берия.

— Было проведено расследование?

— Нет, — опять напористо ответил Берия.

И продолжил:

— Сейчас поясню: отбор людей, которых мы готовы были выдать гитлеровцам, проводился особо тщательно.

Он снова посмотрел на Сталина, и тот снова движением век дал разрешение.

— Во-первых, мы не могли отдать всех, кого они требовали…

— Требовали? — удивился Нефедов.

— Трэбовали, трэбовали, — заговорил наконец и хозяин кабинета. — Как друзья у друзей трэбовали.

Нефедов кивнул в его сторону и развернулся так, чтобы сидеть лицом к обоим, и спросил будто обоих сразу:

— Артем у нас как враг народа сидит?

Сталин промолчал, Берия кивнул.

Нефедов помолчал несколько секунд, потом обратился к Сталину:

— Ты мне дашь минут пять покурить спокойно?

Увидев кивок, пересел на самый дальний конец длинного стола, закурил.

Сталин поднялся, взял со своего стола пепельницу, подошел к курящему Нефедову, поставил пепельницу и отошел.

В кабинете повисла тишина.

Прервал ее, как и обещал, минут через пять, Нефедов:

— Лаврентий Павлович, как мне ознакомиться с контингентом лагеря, где сидит Артем?

Берия ответил так, будто каждый день кто-то проверял зэков:

— Как вам будет удобнее это сделать, Петр Петрович? Вы, наверное, не хотите привлекать лишнее внимание?

Нефедов кивнул:

— Удобнее было бы, если бы вы включили в дело кого-то из проверенных людей, не задающих вопросы без надобности.

Берия кивнул:

— Такие люди есть!

Нефедов обратился к Сталину:

— Понимаю, что все это надо было сделать еще «вчера», но какой реальный срок ты поставишь сейчас?

Сталин поднялся и стал расхаживать по кабинету:

— Надо иметь в виду следующее…

Он помолчал:

— Тебе, Петр, приходится принимать дело не в лучшем его состоянии, но иного выхода у нас нет.

Он помялся, будто не хотел говорить того, что придется, но продолжил с досадой:

— Мы не можем быть уверены, что все сведения, касающиеся этого дела, остаются только в НКВД. Сам понимаешь, «враги народа» и «агенты иностранных разведок» существуют не только в «письмах сознательных граждан», но и в реальности. И любая информация о том, где находятся эти документы в настоящее время, будет означать, что мы их потеряем и, следовательно, на нас взвалят вину за все, что с ними сделают!

Помолчал и сказал почти зло:

— Черчилль и так все время намекает, что будущее Польши будет решать так называемое правительство в изгнании, а фактически он, и ставит в зависимость от нашей готовности признать эти все свои действия.

Снова замолчал. Пересек кабинет, вернувшись, признался:

— Сейчас его влияние на Рузвельта велико, а без их помощи нам будет туго.

Усмехнулся, видимо, снимая хоть часть напряжения:

— Нам людей кормить нечем, а они хоть тушенку шлют…

Потом посерьезнел:

— Мы не знаем, каковы были планы немцев относительно тех поляков, которых мы им передали по их запросам в сороковом. Возможно, что от них немцы хотели получить информацию, а потом…

Он выразительно возвел глаза к потолку.