Было очевидно, что китаянка совершенно не понимает по-русски, только при слове «господин» она оживилась и закивала головой.
Беата показала на дом:
— Тебе здесь какого-то господина надо?
Но черноволосая девушка отрицательно помотала головой и показала в сторону казачьей казармы:
— Мой господин!
Жестами и знаками она давала понять, что ее «господин» находится именно там.
— Ты потерялась, бедная, — догадалась Беата, — пойдем, я тебя отведу куда следует.
Дверь в казарму оказалась закрыта. На стук никто не открывал. Из-за угла строения вышел казак в форму и с шашкой в ножнах.
— Здравия желаю, рядовой Куранда, — представился он. — Что случилось?
— Да вот девушка потерялась, — растерянно сообщила Беата.
Китаянка переводила робкий и наивный взгляд с Беаты на казака и обратно.
— Ее надо домой отправить, наверно, — предположила Беата, — но она почему-то показывает на казарму и говорит одно и то же: «мой господин, мой господин».
Куранда вдруг расхохотался.
— Что смешного? — нахмурилась Беата.
Казак продолжал смеяться, чуть не сгибаясь пополам.
— Да я понял, кто это, — еле выговорил он.
— И кто же?
— Да это Жернаков взял лодку, переплыл на тот берег, нашел там себе девку и научил называть его «мой господин»!
Китаянка, услышав знакомые слова, уселась на крыльцо и прижалась к входной двери казармы.
Беата кинулась к ней:
— Вставай, ты что?
Но китаянка вцепилась в крыльцо и продолжала повторять:
— Мой господин, мой господин!
Вдруг возле двери прогремел командирский голос:
— Что здесь происходит, рядовой Куранда? — это был урядник Григорий Кантемиров.
Куранда встал навытяжку и отрапортовал:
— Местные жители нашли китаянку…
— Я все слышал! — рявкнул Кантемиров. — Вы что творите? Хотите отношения с соседями испортить? Зачем ее сюда притащили? Где Жернаков?
— Так он вместе с остальными в тайгу уехал, настрелять дичи на ужин. Рано утром еще уехали.
— Значит, так, девицу поместить в моем кабинете. Чаю ей дай. А как Жернаков появится, позови меня. Я ему покажу, как ездить на чужую территорию. Выполнять.
И Кантемиров повернулся, давая понять, что разговор закончен.
— Есть выполнять, — бодро ответил Куранда.
— Ладно, мне на свою службу надо, — улыбнулась ему Беата, — я пойду. Один справишься?
— Казак с чем угодно справится.
Беата побежала к дому Кузнецова, а к вечеру все уже знали, что Жернакова наказали – неделю ему предстояло заниматься самыми черными работами в казарме. Китаянку скоро посадят в лодку и отправят домой. Отныне казакам запрещено будет брать лодки, и даже часового поставят на берегу — следить, чтобы никто без спроса на китайскую сторону не двинулся.
— Как же жалко влюбленных, — вздыхала глупая Сонька, — наверно, китаянка сейчас стоит на берегу и плачет. И Жернаков будет драить казармы и плакать.
— Ты лучше за супом следи, а то наваришь бурды какой-нибудь, — отвечала Беата.
— Не может такого быть, чтобы я да бурду сварила! – возразила Сонька с возмущением. – Уж готовлю я отлично!
«Да, готовишь ты и правда хорошо, — подумала Беата, искоса взглянув на подругу, — наверно, оттого и толстая такая».
Сказать по правде, сама Беата готовить не умела и абсолютно не горела желанием этим заниматься. Почему-то все, к чему требовалось приложить руки и терпение, вызывало у девушки скуку и раздражение. В самых крайних случаях, когда приходилось что-то зашить или сварить, и никак нельзя было от этого отвертеться, она старалась покончить с тягомотиной поскорее, и неважно, качественно ли сделано. Это все потому, что польская дворянка не для черной работы создана, считала Беата. Оттого и Сонькиному искусству она ни капельки не завидовала.
Наутро сам Травин снарядил лодку и подозвал к себе Ирину Игоревну и Куцева.
— Отвезете китаянку домой, сдадите родителям на руки, и смотрите, чтоб недолго. А я вас здесь подожду.
Привели китаянку, и все трое разместились в лодке.
Матвей греб веслами медленно, как будто наслаждался выдавшимся небольшим путешествием. Противоположный берег был близко, а вот что вправо посмотреть, что влево — конца и края реки не увидишь. Наконец Ирина Игоревна не выдержала:
— Что ты на меня все смотришь, не отрываясь?
— Красивая ты больно, вот и смотрю, не могу наглядеться.
— Еще бы, — усмехнулась женщина, — а жена твоя что же, не красивая?
— Нас женили в пятнадцать лет, особо не спрашивали, хотим ли, не хотим. А годам к двадцати выяснилось, что она выше меня ростом и в плечах шире.
Взрыв смеха разнесся далеко по реке, и китаянка испуганно прижалась к борту лодки. Матвей как завороженный смотрел на хохочущую Ирину Игоревну.
— Зубы у тебя такие ровные и белые, никогда таких не видел, — потрясенно произнес он.
«Знал бы ты, во сколько мне обходятся все эти стоматологи, протезисты, ирригаторы и прочее!» — хотела она сказать, но по понятным причинам промолчала.
Чем ближе они подплывали к противоположному берегу, тем больше там собиралось галдящего народа. Толпу китайцев было не только видно, но и слышно. Они орали что-то на своем диковинном языке, показывали на лодку пальцами, и настрой их казался каким-то не дружелюбным.