Спасти Ивановку

— Конечно, казнят, скорее всего, повесят.

— А зачем они это сделали?

— Понимаешь, есть на свете добро и есть зло, есть добрые люди и есть злые. Но если бы не было злых людей, то мы бы не знали, что на свете есть добрые.

— А зачем это знать? Пусть бы все были добрыми.

— Тогда будет неинтересно, — подал голос Федор.

Все сидели потрясенные. Взрослые, не чокаясь, выпили водки и принялись закусывать.

Софья промокнула глаза платочком.

— Надо же, первая бомба не сработала, и царь мог остаться в живых. Но нет же, он пошел и склонился над раненым казаком, хотел помочь. Тут-то вторую бомбу и бросили.

— Эх, был бы я там! — голубые глаза Ивана загорелись мстительным огнем. — Я бы этих преступников сам убил!

— Так тот, который вторую бомбу кинул, сам от нее погиб, — сказала Ирина Игоревна, — а остальных казнят по закону.

— Да, теперь уже не будет по-прежнему, — задумчиво произнес Матвей.

Праздничного ярмарочного настроения как не бывало. Прошлись, конечно, по рядам, купили что хотели, да и поехали обратно домой. Дети прекрасно понимали, что ни театров, ни долгожданных представлений, не будет. Взрослые всю дорогу обменивались мнениями. «Быстро же, однако, вести из столицы приходят, - думала Ирина Игоревна, - даже так далеко. Конец девятнадцатого века все-таки, телеграф изобрели, наверно, и телефон тоже».

На следующий день к Куриловым заявилась Аглая.

— Вы уж меня простите, но обратиться больше не к кому, помощи никто мне больше не окажет, — сказала она с порога.

Софья в это время отдавала указания Глашке. Она повернулась к подруге, и в глазах ее читалось явное сочувствие.

— Чем мы можем тебе помочь?

— Попроси Спиридона, чтобы отвез меня в Благовещенск.

— О, а мы с ребятишками только вчера туда ездили. Тебе когда надо?

— Да думаю, через недельку где-то. Пока вещи соберу, пока то да се. Навсегда уезжаю.

— Как навсегда? Куда? Да ты садись, поговорим. Может, не стоит так все сразу рушить?

— Рушить уж нечего, — горько усмехнулась Аглая.

Подруги сели на диван поближе к печке.

— Холодно сейчас с места трогаться, — заговорила Софья, — подожди лучше лета, тогда и езжай, а может, к тому времени все и наладится, а?

Аглая покачала головой. Ей стыдно было смотреть подруге в глаза, больших усилий стоило не сорваться и не заплакать, но губы предательски кривились.

— Ох, влипла я в эту любовь проклятую. Если я здесь останусь, то не выживу, понимаешь, помру я. Каждый день видеть, как он с женой и детьми… Сколько уж я думала, сколько вариантов в уме перебирала. Одно я поняла, мне надо уехать так далеко и в такое место, где я точно забуду этот кошмар, забуду унижения, позор... — Аглая помедлила секунду, а потом резко закончила, многозначительно глядя на Софью: — В Санкт-Петербург!

Софья отпрянула в ужасе:

— Ты представляешь, как это далеко, сколько тебе ехать придется, сколько лишений испытать?

— Все понимаю и все знаю, но мы же вместе с тобой когда-то оттуда приехали, и ничего, не развалились.

— Мы совсем молоденькими тогда были.

— Ну вот, пока еще силы есть и не окончательно я состарилась, вот и поеду, и чем скорее, тем лучше. Поможешь мне вещи собрать?

— Конечно, — кивнула Софья, — а знаешь, я тебе даже завидую. Мне Петербург по сей день снится, только поехать я туда не смогу никогда: семья, дети. А ты птица вольная, правильно делаешь. На сердцееда этого наплюй, разотри и забудь, как будто его и не было. Эх, Петербург, представляю, как там сейчас интересно! Дворцы, каналы, набережные, поэты, писатели! Может, найдешь там человека порядочного да замуж выйдешь. Столько лет судьба тебя на прочность испытывает — подкинет конфетку, ты ее схватишь, а она на веревочке, за веревочку потянут, и нет никакой конфетки.

Аглая грустно улыбнулась:

— Да здесь-то тоже мужчин много, а не приглянулся ни один за столько-то лет. И там никто не понравится. Судьбу дважды не встречают.

— Да что ты сравниваешь, там их не то, что много, а очень много, кто-нибудь да твой окажется. Ты уже думала, куда работать пойдешь?

— В институт благородных девиц попробую, а нет, так в гимназию или училище какое.

— Можно и частные уроки давать, чтоб денег побольше было.

— Нет, так много работать не стану, всех денег не заработаешь. Лучше поберегу себя, здоровье в старости пригодится.

Глава 12. "Жизнь без любви или жизнь за любовь"*

Март 1881 года

Ирина Игоревна стояла у зеркала и придирчиво себя разглядывала.

— Глаза по-прежнему молодые, а улыбнусь, и морщинки вокруг глаз набегают. Мне это не нравится.

— Да что ты выдумываешь, — отозвался Матвей, — ничего не изменилось, ни капельки. Ты такая же, как была в нашу первую встречу.

— Скажешь тоже.

— Да так и есть, все давно постарели, а ты все такая же. И для кого тебе молодиться? Мне ты и так нравишься.

Женщина довольно улыбнулась, покрутилась перед зеркалом и вдруг вспомнила:

— Сима говорит, у китайцев есть средство замечательное для омоложения, они его делают из плодов лотоса.

— Лотоса?

— Да, это цветы такие, большие, красивые, растут прямо на воде.

— Никогда таких не видел.