Спасти Кэрол

– О, мои ноги! Верните мне мои ноги! Вы не можете их у меня отнять!

Ему казалось, что, дотянись он до своих отрубленных ног, ему достаточно будет просто приставить их и все срастется само собою. Он потерял сознание.

Когда же он вновь пришел в себя, суровая реальность предстала перед ним во всей своей безобразной полноте.

Но он решил: если удастся раздобыть себе новые ноги, если он вновь научится ходить, то отомстит предавшей его четверке.

Теперь, стоя возле охваченной пламенем лачуги, он ждал.

Мстительный. Неподвижный. Исполненный безумия.

Вскоре выстрелы, доносившиеся из лачуги, стихли.

Джеймс Мокси получил фору, но Горючка, вдыхая запах горелого дерева, думал совсем не о нем.

– Теперь у меня есть ноги получше прежних, друзья мои, – бормотал Смок. – Много лучше.

И он был прав.

Когда Смок – годы назад – очнулся в очередной раз, дождь в кромешной темноте продолжал избивать землю, а кровь все еще текла из обрубков, оставленных ударами топора. Смок пополз к выходу из переулка, надеясь на помощь случайного прохожего.

Кто-то, проходя по улице, заглянул в переулок и увидел Горючку, который, отчаянно упираясь локтями в мокрую землю, бросал вперед свое изуродованное тело, оставляя на земле кровавые полосы. Смок закричал. Черная дождевая вода залила ему рот и заглушила крик.

– Врача! – кричал Смок. – Мне нужен врач!

Его отнесли к местному эскулапу, и память об этом мяснике, который, не обращая внимания на стоны и вопли несчастного, ампутировал его разрубленные колени, запечатлелась в сознании Смока как одно из самых острых и болезненных переживаний его жизни. Но колени действительно ни на что не годились. Однако, потеряв колени, Смок обрел новую жизнь, а его новые ноги были ничуть не хуже старых. Он встал и, прислонясь к дереву, смотрел, как искры, взлетая в вечернее небо, окрашивают его алым. Искры – как копна рыжих волос, как извивы огненных змей. А под ними – метавшиеся в смертном ужасе крысы.

Смок не улыбался. Первой с грохотом рухнула правая стена лачуги. Изнутри раздались вопли о помощи. Кто-то там все еще был жив и молил, чтобы ему помогли выбраться из этого пекла. Но выхода не было. Дверь превратилась в идеальную крышку огненного гроба. Смок увидел, как внутри человек отчаянно мечется в дыму, рвет на себе горящую рубашку, осыпая пол лачуги раскаленными пуговицами. Потом рухнула правая стена и, наконец, крыша. Глаза Горючки увлажнились. Зрелище было грандиозным. Да, это настоящее искусство! Было бы здорово, если бы эти ублюдки сгорели еще живыми.

И сейчас же Смок вспомнил: Мокси. Эх, смотреть бы и смотреть на языки пламени, пожирающие остатки лачуги. Но что толку рассматривать обгорелые кости этих ублюдков! Главное же позади. Там, где есть кости, нет страданий. Он унесет с собой в воспоминаниях образ Горация, рвущего с себя рубашку, его лицо, обожженное пламенем.

Смок доковылял до лошади, привязанной к дереву на обочине Большой дороги. Вдруг позади грохнул взрыв. Ооо, какая красота! Но Смок даже не улыбнулся. Внутренним взором он видел четыре физиономии, склонившиеся над ним в том самом переулке. Вспомнил кровь. Вонь. Ужас.

Не оглядываясь, он поехал вперед, мурлыча под нос:

Мокси, Мокси, милый мой!
Скоро встретимся с тобой!

Лошадь Горючки перешла на рысь. Погоня продолжилась.

А, как встретимся, сгоришь,
Никуда не убежишь.

Лошадь Смока была намного сильнее Старушки и с каждым шагом сокращала расстояние, отделявшее Смока от героя Большой дороги, словно тот задержался в своем движении, не замечая этого и не зная, почему это сделал.

Фарра и Дуайт

– Я скажу тебе, почему я не пойду на похороны, и не важно, пригласит он меня или нет.

В руках у Фарры была бутылка виски, с которой ее тогда остановил шериф Опал. Ни слова не говоря, Клайд поднял свой стакан, и, не глядя, Фарра плеснула туда еще немного.

Клайд целый день не находил себе места. Утром, встав с постели, он, ничтоже сумняшеся, спросил, не хочет ли Фарра, чтобы он сопровождал ее на похоронах. Жена окинула мужа убийственным взглядом, и он больше не заговаривал об этом. Встал, оделся и отправился на работу. Когда же он вернулся, Фарра открывала новую бутылку виски.

– Я увидела тебя на улице, – сказала она. – Слава богу, это был ты.

Поначалу Клайд пить не собирался. У него был трудный день – вместе с другими рабочими он укреплял стропила на чердаке единственного в Хэрроузе театра. Кроме того, он считал, что и Фарре пить не стоило, да еще так много и с такой пугающей быстротой. И тем не менее спустя полчаса после прихода с работы Клайд увидел, что бутылка опустела на четверть. И именно тогда Фарра рассказала, что говорила с шерифом о Кэрол и Дуайте Эверсе.

Но было что-то еще. Кое-что случилось, и Клайд должен был об этом узнать.

– От этого человека нельзя ждать ничего хорошего, – сказала Фарра мужу, после чего посмотрела через плечо в сторону окна.

Клайд, прежде чем посмотреть жене в глаза, тоже глянул на окно.

– Почему, Фарра?