– Парни! – произнес Льюис, отойдя от горшка и приложив ладонь к стене лачуги. – Вы
– А еще – телячью ногу, – не унимался Гарр. – И хорошую лошадь. Я заберу у них лучшую жратву для лошади, накормлю ее и уведу из-под самого их носа. Только так, и никак иначе!
– Парни! Вы чувствуете запах? – вновь повторил Льюис.
Но Гарр, повернувшись к Горацию, уже не мог остановиться.
– А тебе, благородный Гораций, я пришлю подарок. Ящик, полный кроличьего мяса, черствого хлеба и собачьего дерьма.
Гарр откинулся на спинку стула и довольно рассмеялся. Льюис отошел от стены и подошел к столу, за которым расположилась бесшабашная компания.
– Вы что, ничего не чувствуете? – спросил он.
– Что мы должны почувствовать? – спросил Гораций.
– Идите сюда!
Троица встала, двинулась к двери, но Льюис остановил их жестом руки.
– Запах. Прямо здесь, – сказал он.
Мужчины остановились, поводя носами.
– Все, что я чувствую, так это запах подгорелого кролика, – сказал наконец Гарр. – И земляного пола.
– Да нет, – проговорил Гораций, с сомнением покачав головой и подняв руку в предостерегающем жесте. – Пахнет вроде горючкой.
Гарр ухмыльнулся:
– Откуда здесь горючка, черт побери? Видит бог, мое везенье дало слабину, когда я встретил таких вшивых трусов, как вы, но у вас точно не было никакой горючки.
– Да нет, это именно горючка! – проговорил Гораций.
И вдруг снаружи раздался хлопок, и от стен послышался треск. Гарр схватил свои пистолеты. Гораций бросился к двери, ударом ноги распахнул ее, и сейчас же внутрь рванулись языки пламени, лизнувшие Горация по волосам и рубашке и тотчас воспламенившие их. Тщетно пытался он сбить их, упав на колени с яростным воплем.
– Это полиция! – заорал Льюис, но его голос утонул в вопле, который издал Гарр:
– Порох! ПОРОХ!!!
Гораций, весь в огне, катался по полу. Кент подскочил к двери и, прикрыв ладонью глаза, выглянул наружу, где вовсю бушевало пламя. Там была огненная стена высотой с человеческий рост, преграждавшая путь к спасению. Еще секунда – и загорится крыша.
– Там кто-то есть! – крикнул Кент и выстрелил в огонь. Возле него тотчас же вырос Льюис, который тоже принялся палить. Крыша вспыхнула. Гарр рухнул на колени, схватил ящик с порохом и, вытащив на середину комнаты, закрыл собственным телом, безумным взором вглядываясь в углы, где стены сходились с полом.
– Там точно кто-то есть! – продолжал кричать Кент, отгоняя ладонью языки пламени от своего лица.
И Кент был прав. Там действительно кое-кто был. Кое-кто, с кем когда-то давно они бок о бок скакали по Большой дороге. Кое-кто, по их милости ставший совсем непохожим на себя, прежнего.
Горючка Смок видел, как лица четверки чернеют от копоти и пепла. Четверки парней, которые в далекие, почти позабытые времена стояли над его распростертым телом. Тогда он очнулся в каком-то переулке, и дождь хлестал, смешиваясь с кровью, текшей из обрубков его ног. И вот уже образовалось маленькое розовое озерцо, и оно растекалось, подбираясь к его, Смока, плечам и голове. Смок не видел лиц своих приятелей, лишь темные овальные контуры, скрытые падающими с небес колоннами воды.
– Прости, что пришлось тебя укоротить, приятель, – сказал тогда Гарр, поигрывая ржавым топором. – Но денег не так уж много, а делить их на четверых проще, чем на пятерых.
Смок не сразу понял, что они с ним сделали.
– И вот что еще я хочу тебе сказать, – продолжал Гарр. – Ты мне никогда не нравился, и ты это знаешь. С тобой нелегко поладить. Ты слишком шумный. А люди, которым есть что скрывать, не любят тех, кто слишком уж шумит.
Дождь стучал все громче, и Смок уже не слышал того, что говорили Гарр и другие. Он понимал, что с ним случилось нечто ужасное. Да, мир, в котором они жили, был миром яростным, злобным и полным всякого дерьма, и тем не менее произошедшее было много хуже самых тяжких его мытарств.
Смок почувствовал запах крови. Близко, совсем рядом с его собственной головой. Топор в руках Гарра поблескивал острием, и руки Смока инстинктивно скользнули к голове. Потом он принялся ощупывать грудь, живот, бедра. Зачем-то ведь Гарру нужен был топор!
Наконец, еще даже не добравшись до колен, он все понял.
Да, все стало много хуже, чем было.
В отчаянии он огляделся. Дождь потоками извергался из небесной глотки.
– Я тебя предупреждал, – продолжал Гарр. – Я говорил, что подрежу тебя, если не успокоишься.
Потом он упал на колени рядом с распростертым телом Смока и прошептал ему в ухо:
– А ну-ка, попытайся встать, ублюдок! Попытайся!
И тут Смок увидел свои ноги, в двух ярдах от собственного тела. От Гарра несло кислой вонью и запахом пива. Ужас и одновременно отвращение овладели Смоком, и его вырвало. Содержимое желудка забрызгало грудь и подбородок, и дождь был не в силах смыть его.
Гарр не просто отрубил его голени. Он рассек и коленные чашечки.
– Гляньте-ка! – воскликнул Гарр. – Этого ублюдка вывернуло наизнанку.
Потом Смок услышал удаляющиеся шаги, стихающие голоса, вскоре поглощенные шумом дождя. В последний раз увидел, как в темноте блеснул топор Гарра.
В приступе отчаяния он завыл: