– …Был день, когда в ладонях своих испачканных сажей рук вы держали все богатство мира, но вы присвоили его и спрятали в карман. Вы ограбили Кэрол и оставили ее умирать в жуткой тесноте гроба, где царят лишь темнота и разложение. Это вы отправили ее в гроб, Мокси. И это правда. И никто не имеет права притворяться, что это не так.
– Я был молод.
– Слишком поздно. Они уже опускают гроб в землю.
…Гроб с телом Кэрол опускали в могилу.
Лукас и Хэнк медленно вращали деревянную лебедку, в то время как Дуайт и Мандерс следили за веревкой. Все было непросто, и каждый поворот лебедки отдавался натужным скрипом. Гробы от «Беллафонте» – настоящее испытание для могильщиков. Несколько минут работы, и Лукас с Хэнком уже истекают потом. Гроб с Кэрол уже находился в могиле, и оставалось лишь аккуратно установить его на дно.
Мандерс, скорбно сложив руки на груди, ждал. Все молчали. Дуайт надел хорошо отрепетированную маску Убитого Горем Вдовца, хотя на него никто не смотрел – могильщики были заняты лебедкой, а Мандерс глядел на крышку гроба. Наконец могильщики установили гроб на дне могилы, при этом колокольчик, висящий на конце латунной трубки, оказался всего в футе от поверхности земли. Лукас вытащил веревку со своей стороны, а Хэнк – со своей. Мандерс спросил Дуайта, не хочет ли тот что-то сказать, на что Дуайт, вперившийся взглядом в крышку гроба, отрицательно помотал головой.
Распорядитель похорон и могильщики принялись разбирать лебедку и складывать ее детали на деревянные носилки. Когда все трое повернулись к Дуайту спиной, тот быстро встал перед могилой на колени и потянул за цепочку от часов. К цепочке был прикреплен маленький изящный ножичек. Быстрым движением Дуайт раскрыл ножичек, потянул за шнур, соединяющий Кэрол с колокольчиком, и перерезал его. Потом заправил уже бесполезный кусок шнура в латунную трубку – внешне ничего не изменилось – и, сунув нож в карман, встал. Через несколько секунд Мандерс обернулся к Дуайту, и глазам его явился образ безутешного вдовца, по лицу которого обильно текли слезы, а ноги и руки от горя дрожали так сильно, что распорядителю похорон пришлось поддержать его и, обнимая за плечи, повести в свой дом.
Как только эти двое удалились под арку кладбищенских ворот, рабочие принялись засыпать могилу, и гулкий стук комьев земли, падающих на крышку гроба, вскоре сменился звуками более мягкими – земля падала на землю и слоями укрывала гроб с погребенной.
Вслушиваясь в шелестящие звуки земли, Мандерс вдруг запнулся в своем движении, остановился и принялся напряженно всматриваться в пространство перед собой – так человек всматривается в свои воспоминания.
Но тут он едва не хлопнул себя по лбу. Земля покрывает тело усопшего не
– Что-то случилось, Роберт? – недоуменно спросил Дуайт.
А ведь действительно! Неужели что-то случилось? Или нет?
Мандерс вновь подумал о царапине, красовавшейся на щеке Дуайта, и где-то в отдаленных уголках его сознания прозвучало слово:
– Нет, ничего не случилось, – ответил он Дуайту, и они вновь двинулись по направлению к дому распорядителя похорон.
– …Он говорит правду, шериф. Я сам видел этого человека.
– Коул, в отличие от заключенных, ты не имеешь права терять рассудок. Это основа нашей профессии.
– Да нет, Опал! Я действительно его видел. Он выглядит так, словно выбрался из адова пекла. Словно его там и на пути оттуда порядком потрепали.
Опал нахмурился.
– Так какого черта ты его не остановил?
– А на каком основании?
Опал напряженно искал ответ и наконец сказал:
– Я не знаю, Коул. По обвинению в магии.
– Я даже не знаю, что это такое, Опал.
Опал почувствовал, что теряет время на то, что не существует…
…Фарра оказалась в переулке, где эта женщина, Лафайетт, подступила к ней и сказала:
– Пусть это выглядит как несчастный случай.
Сердце Фарры отчаянно билось, и она молила всех святых, какие только есть на свете, чтобы те заставили Клайда или еще кого-нибудь появиться в переулке и избавить ее от этой ужасной женщины. Она попыталась спросить, что Лафайетт от нее нужно, но та не ответила, хотя Фарра и сама догадалась, что к чему.
Лафайетт, зажав ее в угол между задней стеной какого-то дома и наваленными там же ящиками и полностью перекрыв Фарре возможность бегства, не спеша и с каким-то отрешенным выражением на лице правила бритву.