Спасти Кэрол

В неверном свете Воющего города, свете, который впервые загорелся, когда преследующее ее чудовище зажгло мерцающую свечу в подвале, чтобы осветить Кэрол дорогу к ее собственной смерти, в этом свете – искаженном и неверном – она увидела Мандерса, который извлек из кармана зеркальце и поднес к ее лицу. Зеркальце расплывалось и кривилось, но Кэрол увидела в нем женщину – та отчаянно кричала: Помогите! Я жива. Я НЕ УМЕРЛА!

А позади своего собственного лица, на котором застыла мольба, Кэрол увидела физиономию сиплого чудовища, словно истощенную собственными нескончаемыми трансформациями. Глаза чудовища сверкали. И, пока Мандерс проверял, жива Кэрол или нет, чудовище заговорило:

– Слишком поздно, Кэрол. Ты еще можешь проснуться. Но проснешься ты в гробу.

Когда же Мандерс отвел зеркальце от ее лица, вместе с зеркальцем уплыло и чудовище – словно дела звали его куда-то еще, в другую часть города.

А потом Мандерс надвинул на гроб массивную крышку. И словно каменная стена упала на Кэрол, лишая ее последних надежд на пробуждение и жизнь…

Когда Мокси добрался до главной улицы города, небо было уже высвечено оранжевыми лучами, напомнив ему, что, несмотря на неотступно мучающий его кошмар, уже пришел новый день. Немногие из горожан, попавшихся ему по дороге в этот ранний час, с ужасом смотрели на него, словно встретили собственную смерть. Лицо и руки его покрывала сажа и копоть, а красная рубашка на груди была запятнана кровью Горючки Смока. Тело Кэрол, обмякшее, словно ворох ткани, свисало с его рук. Шляпа Мокси наполовину сгорела, и один из зевак, повар, не преминул сообщить своему хозяину, что по улицам города бродит сумасшедший, от которого несет смертью и разложением. Глаза и зубы Мокси сверкали на почерневшем лице, и, если бы ему навстречу попался шериф Опал, который в настоящий момент находился в доме распорядителя похорон, он остановил бы Мокси исключительно из принципа.

Он сразу же нашел дверь врача.

В открытом окне заведения, ничем, ни единым намеком не указывающего на его предназначение, Мокси увидел врача, к которому приносил Кэрол двадцать лет тому назад. Врач, как и Сайлас, выглядел так, словно его только что извлекли из могилы. Когда-то синий сюртук был залеплен землей и покрыт пятнами и источал запах гниения. Тощие, неопределенного цвета волосы, казалось, были приклеены к голому черепу.

Проволока, – подумал Мокси. Волосы как у Сайласа. Прическа мертвеца.

Врач открыл дверь, и Мокси вошел.

– Доктор, – сказал Мокси, смущенный воспоминаниями (в тот раз врач сидел у огня), – она упала. Вы не осмотрите ее?

Врач жестом велел Мокси перенести тело Кэрол на холодный железный стол. Кончики пальцев его были черны.

Мокси осторожно положил Кэрол на стол.

Глядя, как врач осматривает Кэрол, он прикрыл лицо рукавом окровавленной рубашки, чтобы заглушить запах, источаемый доктором.

– На этот раз я готов ей помочь, – проговорил Мокси. – Я готов.

Врач отрицательно покачал головой.

– Я собираюсь остаться с ней. Навсегда!

– Нет. Ничего не выйдет, – глухо проговорил врач.

– Но она жива! Я слышу, как бьется ее сердце.

Врач вновь покачал головой, и прах легкой дымкой поднялся с его черепа.

Взбешенный, Мокси схватил его за лацканы сюртука и с силой бросил на стену.

Тело врача, соприкоснувшись со стеной, рассыпалось, и ручьями праха и земли сползло на пол, в руках же у Мокси остался лишь его синий сюртук.

В этот момент дверь позади Мокси распахнулась и тут же захлопнулась. Глянув в окно, Мокси увидел Кэрол – та быстро удалялась.

Стол был пуст.

– Вы же видите – она жива!

И быстро выбежал на улицу. Безумным взором оглядывая улицу, он принялся хватать за руки прохожих.

– Вы видели ее? – кричал он. – Вы видели ее?

Люди шарахались от Мокси. Кто-то выкрикнул имя шерифа Опала.

Наконец Мокси увидел Кэрол в окне второго этажа гостиницы «Кори».

Прогрохотав башмаками по дощатому тротуару, он ворвался в здание, в щепки разбив входную дверь.

– Могу ли я помочь вам, сэр? – раздался голос. Он явился из тумана, клубящегося по ту сторону четырех огненных кругов, из разорванного сердца, из курганов высотой с корабельную сосну, где вдруг открывшиеся глаза видят, что они погребены в темном гробу, заперты навсегда и отсюда не выбраться.

Выхватив пистолет, Мокси по лестнице взлетел на второй этаж гостиницы и ударом ноги распахнул дверь.

В конце длинного коридора, обернувшись к нему лицом, стоял Гнилл.

Это его голос Мокси слышал в цирюльне, потом в камере, в Порт-Альберте, а потом – из-за стены бушующего огня.

Когда-то этот голос убедил его бросить Кэрол.

– Джеймс Мокси! Какое счастье видеть вас здесь. Здесь… а не на кладбище, где вам следовало бы быть.

Мокси все понял.

Он выстрелил.

Гнилл даже не дрогнул.

Мокси, в ярости скрипнув зубами, вновь выстрелил.

– Вам меня не остановить. По крайней мере сегодня. А что, вы думаете, что сегодня действительно сделали бы иной выбор?

Мокси снова послал в него пулю.

Никакого результата.

– Ты был в цирюльне, под полотенцами, так? – спросил Мокси.

– Так, – ответил Гнилл.

– И в камере в Порт-Альберте, верно?