Спасти Кэрол

– Что ты про нее знаешь? – спросил он.

– И достаточно молоденькая, чтобы верить, что жизнь есть дар божий?

Что за физиономия скрывается за этими полотенцами? Что это за голос?

– О да, я знавал молоденьких, сэр, – продолжал сидящий. – Таких молоденьких, что даже еще не родились.

Мокси посмотрел на толстые пальцы сидящего – те крепко обхватили ручки кресла. Полотенца на голове у того принялись стягиваться, уплотняться, и под ними наконец проявились черты лица. Натягивая ткань, обозначились скулы, затем губы. На месте же глаз появились две выпуклости, которые, казалось, смотрели Мокси прямо в глаза.

Из-под накидки появилась шея – шея больного филяриозом.

Мокси извлек пистолет из кобуры.

– Знавал я молоденьких, таких, что хоть вешайся, – продолжала фигура. – Молоденьких настолько, что быть бы им самой сердцевиной… греха, плывущего по поверхности водянистого мозга, принадлежащего глубокому старику.

Горло, напоминающее гигантского слизня, дрогнуло, и Мокси показалось, что там, под полотенцами, шевелится гадюка.

Но полотенца натянулись еще туже, и лицо проступило отчетливее.

– Если ищешь молоденьких, – продолжал человек, прячущийся под полотенцами, – то предлагаю как следует поискать в материнском чреве. Там они дальше всего от старости и тем не менее там их можно увидеть. Увидеть, как они плавают, как питаются кровью матери. Темноволосая, говоришь? Ты же наверняка видел ее, привязанную к дереву… ее юная кровь стекала на землю и становилась лужицей, похожей на зеркало… а в этом зеркале отражались ее ноги… и испачканная юбка.

Мокси заметил, что пальцы говорящего стали тонкими и сероватыми, словно были сделаны из рисовой бумаги. Они шелушились от ветра, производимого словами Мокси.

– Кто ты?

Полотенца были неподвижны, но голос не утихал:

– Я юная девица, висящая на дереве. Я сдохший от голода козел, которого не накормил хозяин. Я дупло в стволе дряхлого дуба, где пауки откладывают яйца. Я достаточно стар, чтобы помнить, что когда-то был молодым, и знать, что юное неизбежно старится, а потому любовь к жизни бессмысленна, а смысл в ином – в страхе неизбежного разрушения. Ни у кого нет любимых бантиков, и незачем что-то беречь или спасать. Все это лишь отблески майи, что скрывают меня, когда, свернувшись клубком, я лежу в уголке и жду своего часа. Я – отражение девушки, которое она видит в лужице собственной крови. Я – первый шаг по ту сторону разложения. Я – Гнилл.

Мокси отпрянул от сидящего, попытался сбросить груз воспоминаний. Но вослед грохоту его башмаков, перекрывая их стук, несся раскатами громовой голос:

– Отправляйся домой, Мокси! Ты упустил свой шанс, и тебе ее не спасти!

Мокси бросился назад. Вот она, страшная фигура под накидкой. Он оказался перед ней раньше, чем брадобреи, которые, почуяв неладное, попытались его остановить.

– ДА КТО ТЫ ТАКОЙ?

Он сорвал с фигуры полотенца. Незнакомый толстяк с опухшими от сна глазами дико вытаращился на Мокси.

– Какого черта? Что это вы делаете? – заорал он.

Совсем не тот голос. Не тот человек. А того – и след простыл.

Гнилл. Мокси вспомнил давний вечерок в Портсмуте, когда ему посоветовали бросить женщину, которую он любил.

Сидящий в кресле продолжал вопить, брадобреи оттащили Мокси в сторону, а его раздирал страх – неужели он сходит с ума? Увидеть такое в обычной цирюльне! Да что же это – он провел несколько часов на Большой дороге, и все, мозги набекрень?

Детали того вечера двадцатилетней давности всплыли в его памяти. Он ведь толком и не рассмотрел лицо того типа. Помнил лишь, что тот говорил, совсем не шевеля ртом, а кожа его лоснилась, словно была покрыта театральным гримом.

Мокси вырвался из рук державших его брадобреев и, шатаясь, направился к двери.

Через стекло он вновь увидел Молли.

Но Молли сегодняшнюю, которая уж двадцать лет как мертва.

– Молли! – воскликнул Мокси.

Глаза девушки, когда-то зеленые, стали водянисто-белыми. Темные волосы были покрыты пеплом.

Мокси толчком распахнул дверь, вылетел на тротуар, попытался дотянуться до девушки, но его руки поймали лишь пустоту. Молли нигде не было – ни живой, ни мертвой.

Дверь за ним захлопнулась, но он все еще слышал крики того толстяка:

– Стыдитесь своего поведения! Никогда я подобного не видел! Нападать на человека в то время, как он бреется! Да вас нужно хорошенько запереть! Вы свидетели! На меня напали. Он же напал на меня – нет, вы видели? Я просто вне себя! Я брился, а на меня напали!

Мокси принялся осматриваться, надеясь увидеть Молли. Да, он, вероятно, безумен, но если Молли явилась ему из прошлого, то, может быть, вместе с ней явится и само прошлое? Как часть той роли, которую эта девушка сыграла в его жизни.

Я хочу, чтобы вы познакомились с моей подругой, Кэрол.

Но если так, она вновь сможет проводить его к Кэрол.

Не видя Молли, он принялся рассматривать лица прохожих, надеясь увидеть то, единственное, в актерском гриме, лежащем поверх неестественно гладкой кожи манекена.