Нет. Ни Молли, ни Гнилла.
И Мокси бросился к лошади. Вперед, на Большую дорогу, на похороны, которые он должен предотвратить, не дать им начаться. К женщине, которую обязан спасти до того, как ее закопают заживо.
И никакие воспоминания его не остановят!
Эта мысль успокоила его – несмотря на ужасы, свидетелем которых он был, несмотря на мрачные чувства, клокотавшие в его душе. Он не сомневался – именно воспоминания о прошлом хотят остановить его. Значит, Кэрол еще жива!
– Вперед! – приказал Мокси своему коню.
И конь повиновался.
Нет выхода!
Перед тем как Дуайт заговорил, Кэрол услышала его шаги. Шелест его парадных туфель на гравийном полу подвала. Зажег ли он свечу? Она всегда страдала от недостатка света. Правда, не в Воющем городе, где по определению не могло быть света, а в самом подвале. То, что она сейчас была лишена возможности видеть, не означало, что она не знает о темноте, царящей здесь, под домом. Темнота внутри темноты. Как будто мрак, поглотивший подвальное помещение, усугубляет ее состояние, загоняя Кэрол все глубже и глубже под землю. Поначалу, когда она услышала шаги Дуайта, она подумала, что это крысы. Фарра утверждала, что видела в подвале одну,
Дуайт, судя по его дыханию, нервничал.
– Ты обо всем рассказала Джеймсу Мокси? Зачем ты это сделала? Чего ты от него ждала? Внимания? Ты с ним кокетничала? Или хотела, чтобы он о тебе позаботился?
Слова Дуайта падали, словно капли черной смолы. Ядовитый дождь Воющего города.
– Черт тебя побери, Кэрол!
Шаги, шаги, шаги. Напряженное дыхание.
– Он едет сюда. Он же преступник. Что мне делать, Кэрол? Что я должен сделать?
Даже сейчас Дуайт просил ее о помощи.
Этот тип спланировал ее убийство, но всю работу за него она должна сделать сама!
И вновь по ее нервам пробежало голубое электричество – смесь ярости, ужаса, отчаяния и чудовищной по своей глубине печали, о масштабах которой она даже не подозревала. Дуайт всегда говорил, что ее состояния вызваны стрессом, глубокими переживаниями. Означает ли это, что теперь, когда она столкнулась с самым гнусным предательством, ее кома будет глубока как никогда?
И сколько времени это продлится на этот раз?
Кэрол кричала, хотя губы ее не шевелились, а звук крика поглотила непроницаемая темнота, в которую она погружалась.
И все же
Как бы она хотела открыть глаза!
– Ты говорила, что это длится от двух до четырех дней, – сказал как-то Джон Боуи. – Это означает, что каждый раз глубина падения оказывается разной. По-моему, это важно. Потому что где-то в самом низу есть предел, точка приземления.
Кэрол вспомнила Джона таким, каким видела в последний раз – на дне могилы, без башмаков и без гроба. И одновременно с этим образом Джон в ее памяти оставался сидеть в кресле-качалке на переднем крыльце дома Эверсов, с монеткой, которой он поигрывал на ладони, размышляя, как бы помочь Кэрол.
– Он едет, – проговорил Дуайт, и голос его звучал возле самого уха Кэрол. – Он что же, убьет меня? Убьет? О, Кэрол!
Похоже, Дуайт встал перед ней на колени. Кэрол почувствовала слезы в его голосе.
– Прошу тебя, не дай ему меня убить! Прошу тебя,
Она услышала глухой стук, и ей показалось, что Дуайт ударил ее беспомощное тело. И вдруг он засмеялся – смехом, который теперь, из глубин ее комы, показался Кэрол хохотом умирающей гиены, зверя, готового околеть от голода.
– Я нанял
Новый взрыв голубого электричества. Она чувствовала его, хотя и не видела, и ее пылающие нервы были не способны осветить мрак, в который она проваливалась.
Мысль эта явилась помимо воли Кэрол, помимо ее желания.
И вновь перед ее мысленным взором предстал Джон Боуи, исторгающий новые и новые порции размышлений из своего мертвого горла.
– Я как никогда близок к решению, – говорил он, держа в одной руке стакан с виски, а в другой игральную карту.
Но он так и не нашел его. Не смог. И Кэрол не могла его в том винить. Тут даже Хэтти не в силах была помочь.
– А что, если я во время приступа действительно сброшу тебя с большой высоты на защитную сетку? – говорила ей мать. – Может быть, реальное падение и падение в кому каким-то образом повлияют друг на друга?
Так много теорий, причем самых нелепых. Мать и ее лучший друг изо всех сил старались помочь ей.