Через оконное стекло Мандерс видел, как темнело небо по мере того, как могильщики все глубже уходили в землю. Он встал и вышел из офиса. Спустился вниз и, открыв дверь, подошел к могильщикам.
– Я сказал вам, что вы копаете под гроб от Бенсона?
Голос его резко прозвучал над притихшим кладбищем.
– Да, сэр, вы говорили. Это будет Бенсон.
– Отлично. Я просто хотел удостовериться, что вы знаете.
Хью Бенсон был плотником и не принадлежал к любимым гробовщикам Мандерса.
– Мы копаем так, чтобы носильщикам было удобно опускать.
Мандерс кивнул.
– Все правильно, Лукас. С Бенсоном мы имеем дело не в первый раз.
Мандерс знал, что гробы от Бенсона – это всего-навсего шесть кусков дерева, грубо скрепленные гвоздями. Гробовщик вполне мог строгать свои гробы кухонным ножом.
Конечно, для Кэрол Эверс можно было найти гроб и поприличнее.
– Ждете, что будет много народу, сэр?
– Да нет, одни лишь близкие. Может быть, только сам мистер Эверс.
Лукас посмотрел на Мандерса.
– Я-то думал, сбежится весь город. Миссис Эверс все любили, сдается мне.
– Согласен, – отозвался Мандерс.
Еще минуту-другую Мандерс наблюдал за могильщиками. Вот Лукас уже стоит в могиле по колено, ритмично работая лопатой.
Мандерс глянул на могилу Джона Боуи. Все еще выглядит свежей. Немного на отшибе от прочих могил. И скоро к ее обитателю присоединится один из лучших его друзей.
– У меня дела в офисе, джентльмены, – сказал Мандерс и пошел в дом.
Дела действительно были, но, войдя в офис, он не стал ими заниматься. Вместо этого он долго сидел в темноте, глядя, как последние лучи солнца выбиваются из-за неровного горизонта, бросая сквозь оконное стекло пурпурный отсвет на его рабочий стол. Потом попытался встать, решительно постучав кончиками пальцев по ручкам кресла, но оставил свое намерение – откинулся в кресле, затем вновь наклонился вперед и кончиками пальцев постучал уже по крышке стола. Достал из его ящика лист бумаги и принялся делать заметки, в которых совсем не нуждался, поскольку и так все помнил наизусть.
Потом он посмотрел в окно. Могильщиков уже не было видно. Все, что Мандерс смог разглядеть, так это самый высокий памятник, возвышавшийся над прочими камнями и крестами. Но Мандерсу не нужно было видеть своих работников. Память и воображение – вот что помогло ему увидеть, как Лукас с напарником ровняют края могилы, еще раз проверяя ее глубину по собственному росту.
Наконец он встал с кресла и пошел к противоположной стене офиса. Башмаки его застучали по деревянному полу, но звук их затих на коврике, лежащем перед книжными полками. Мандерс взял стоящий на нижней полке подсвечник, зажег в нем свечу и поднял ее над головой. Другой рукой он снял с полки тяжелый том в кожаном переплете и вернулся с ним к рабочему столу.
На обложке значилось: «Хэрроуз и окрестности: Книга регистрации». Черные буквы глубоко врезались в красновато-коричневую кожу. Мандерс поправил очки и открыл книгу.
Он все еще читал в свете пламени свечи, отблески которого плясали по офису, когда могильщики, закончив работу, отправились по домам. Теперь Мандерс был совсем один – и в доме, и на кладбище. Он продолжал чтение, не замечая, как пурпур заката сменился серым, а затем и темно-синим цветом, возвестившим начало ночи.
Мандерс перевернул страницу. Тонкая бумага слегка шуршала, словно жаловалась на собственную неспособность дать Мандерсу то, что он хотел найти. А он листал и листал книгу, склоняясь над текстом все ниже и ниже, рассматривая написанные слова, начертанные имена…
Имя Александра Вульфа продолжало звучать в голове Мандерса, и он все искал и искал этого доктора, которого Дуайт Эверс назвал своим близким знакомым.
Мог ли Роберт Мандерс не слышать о живущем поблизости враче с таким именем?
Пальцы Мандерса продолжали странствовать по тонким белым страницам. Он искал, всматривался, надеялся…
Дуайт готовится ко сну
Дуайт Эверс снял пиджак и повесил его на спинку кресла, стоящего перед туалетным столиком. Поймал в зеркале свое отражение и нашел, что выглядит вполне скорбящим, но для верности еще несколько взлохматил волосы. Изображать горюющего вдовца было не перед кем, но Дуайту очень не хотелось выходить из роли – вдруг судачить о нем начнут обои на стенах!