Галстук свободно болтался на шее, а туфли он уже снял, и они стояли в ногах кровати. Расхаживая по комнате взад и вперед, он расстегнул свою белую рубашку и повесил ее на крючок, закрепленный на двери. Зашел в умывальню, ополоснул лицо и, почистив зубы, пробежался влажными ладонями по губам.
Однако было в этой мысли что-то тревожащее. Еще так долго ждать! А вдруг она успеет проснуться?
А что, если она проснется… прямо сейчас?
Да и Джеймс Мокси не выходил из головы с того самого момента, когда Дуайт узнал, что тот едет в город. Лафайетт, правда, велела не волноваться, потому что этот ненормальный Смок свое дело знает. А если Смок не справится? Начнется же черт знает что!
Мокси всем расскажет о приступах Кэрол. Обо всем узнает шериф Опал. Опал расскажет Роберту Мандерсу. Они подвергнут Кэрол эксгумации, найдут внутри гроба следы борьбы и спросят Дуайта, почему он никому не рассказал о приступах, жертвой которых была Кэрол. Ведь он должен был знать о них. Почему же на сей раз он решил, что это не так?
Подойдя к кровати, Дуайт представил себе тех двоих, Мокси и Смока, где-то на темных изгибах Большой дороги. Где они сейчас – и первый, и второй? А вдруг Смок как раз сейчас захлебывается собственной кровью, лежа в грязи, а Мокси наносит и наносит ему удары ножом, в то время как Дуайт сидит здесь на краю своего жесткого матраса?
Как это глупо – доверять столь важную вещь какому-то психопату!
– Не сходите с ума, – сказала ему Лафайетт во время последней встречи.
При воспоминании об этой женщине руки у Дуайта задрожали.
Он стянул носки и поставил ноги на коврик из медвежьей шкуры.
А вдруг Мокси сейчас держит голову калеки под водой, в старой ржавой раковине, в каком-нибудь убогом отеле. Дуайт воочию видел, как вода переливается через края раковины, а калека, чьи губы на мгновение оказываются над ее поверхностью, произносит его, Дуайта имя. И Мокси слышит его!
Еще одна ошибка Лафайетт.
Хотя, быть может, Смок и не знает имени человека, который его нанял? Нужно было оговорить этот пункт отдельно, сказать Лафайетт, чтобы его имени она не называла.
И самое главное – сможет ли калека одержать верх над таким человеком, как Мокси, легенда Большой дороги?
Мысли хаотически вертелись в голове Дуайта. Он был напуган, полностью выбит из колеи.
Девяносто пять процентов всех средств, которыми располагала семья, пришло от Кэрол и ее родственников. На эти деньги покупалась одежда, мебель, посуда, да и все прочее – в течение всех семнадцати лет их брака. Дуайт почти не участвовал в семейных тратах: даже прачке не платил – не говоря уж о том, чтобы нанять убийц! Хэтти – даже после своей смерти – незримо опекала молодую пару, снабжая ее всем необходимым.
Так где же Смок
Лафайетт убеждала его, что у калеки будет достаточно времени, чтобы покончить с Мокси. Тем не менее у этих ситуаций есть своя, потайная логика: встречаются бывшие влюбленные, люди, связанные воспоминаниями о пыльных тропинках, которые они когда-то вместе топтали, и начинают действовать силы судьбы, связывающей прошлое и настоящее.
Разволновавшись, Дуайт встал с постели и стянул брюки. Потом задул свечу на маленьком столе, где Кэрол имела обыкновение оставлять свою сумочку, свои шляпки и зеркала. Теперь спальня была освещена единственной свечой, горевшей с другой стороны кровати, с его стороны, а через приоткрытые портьеры в комнату проникал свет взошедшей луны. Дуайт пересек комнату и, выглянув в окно, принялся рассматривать передний дворик дома.
А вдруг там, под внешним подоконником, уже притаился Джеймс Мокси?
Дуайт отпрянул от окна. А что, если на него уже наставлен пистолет? Пистолет, который в своей руке держит легенда Большой дороги, внушающий ужас даже таким бессердечным людям, как Лафайетт. Дуайт явственно ощутил холод ствола, по которому должна пройти пуля, прежде чем пробить стекло и, взломав ему ребра, впечатать их осколки в зеленую стену над кроватью. Дуайт мог почти с уверенностью сказать, что чувствует запах дыма, вылетающего из пистолета вместе с пулей… всегда горячего пистолета… вскипающего в тот момент, когда его выхватывают из кобуры. Не подвел Дуайта и слух: он отчетливо слышал щелчок, слышал, как мягко шуршит сталь о кожу кобуры, как постукивают о гравий копыта лошади, слышал и взрыв выстрела. Он успел даже услышать, как, словно сброшенная на пол супница, раскалывается его череп – с тем только отличием, что его расколотые кости будет удерживать мешковатая кожа, а осколки супницы разлетятся во все стороны.
Дуайта передернуло от ужаса.
Так где действительно
Дуайт забрался в постель, дотянулся и задул оставшуюся свечу. Спальня погрузилась в темноту, и Дуайт некоторое время лежал, уставившись в пространство, простиравшееся по ту сторону спинки кровати. Лунный свет тронул мебель, стоящую вдоль стены, изменив ее облик, превратив кресло в скорчившегося калеку, а высокий комод – в легендарного преступника, не знающего жалости.