– Вы
Мокси, не отрываясь, смотрел на дорогу.
– Они касаются вас, – продолжал Ринальдо, думая при этом о Лилиане, от которой ему досталось бы в любом случае. – Вас и тех людей, которые на вас охотятся.
– Никто на меня не охотится.
– Вы ошибаетесь. Я сам отправил им телеграмму.
Мокси, его кумир, окинул его взглядом и остановил лошадь. Вокруг шумел Григгсвилль, сновали люди, звучали радостные голоса.
– Что ж, расскажите мне обо всем, Ринальдо.
Ринальдо едва не задохнулся от восторга. Джеймс Мокси произнес его имя!
– Прошу вас, – проговорил Ринальдо, и горло его пылало. – Давайте не будем торчать посреди дороги.
– Я не хочу попусту тратить свое время, – сказал Мокси.
– Вовсе не попусту!
Мокси съехал к тротуару, сожалея о том, что вынужден отвлечься и от дороги, и от своей цели, потерять время, неумолимость которого каждым тиком и таком подтверждают часы, стоящие, вероятно, у изголовья спящей Кэрол.
– Я не знал, что за сообщение доставляю на почту, – торопливо говорил Ринальдо, отирая извлеченным из кармана платком вспотевший лоб. – Я получил его от очень плохого человека.
Некая пожилая чета, чтобы обойти Мокси и Ринальдо, сошла с тротуара на мостовую. Мокси, не спешиваясь, спросил:
– И что было в телеграмме?
Ринальдо сглотнул.
– Там было сказано, что вы – в Макатуне и собираетесь в Хэрроуз. И еще там было сказано:
Мокси посмотрел на дорогу, оценивая услышанную новость.
Ринальдо же, воодушевленный тем, что он достиг своей цели, продолжал:
– Человек, передавший мне телеграмму, опасен. Вы должны мне верить, Джеймс Мокси.
Улица вдруг стала слишком оживленной, солнце – слишком жарким. Гораздо более жарким, чем несколько минут назад, когда он проезжал под большими буквами названия этого городка. И в этот момент неясности и неопределенности Мокси понял, что в словах маленького человека куда больше скрытого, чем тот мог предположить.
Если кто-то на него, Мокси, охотится, значит, есть некто, кто этого охотника нанял.
Кто же это?
– Кто дал вам эту телеграмму, Ринальдо? – спросил Мокси.
– Человек по имени Маттон. Он…
– Откуда он? Из какого города? Из Хэрроуза?
Солнце Григгсвилля палило нещадно. Капли пота струились по лбу Мокси. Полы его шляпы прикрывали от солнца лицо, и в этой тени яростью горели глаза и белели стиснутые зубы.
Ринальдо чувствовал, что просто обязан дать ответ.
Но ответа у него не было. Он не знал, откуда пришло послание.
– Мне очень жаль…
Мокси выдержал мгновение, после чего спокойно произнес:
– Спасибо за помощь, Ринальдо.
Почувствовав страшное облегчение, Ринальдо похлопал лошадь Мокси по крупу:
– Не за что, мистер Мокси! Вы – маг и волшебник, и я всегда восхищался вами.
Мокси, не вполне понимая, что имеет в виду этот человек, спокойно ответил:
– Не было никакой магии, Ринальдо.
Но Ринальдо настаивал:
– Нет, была! Я же видел все собственными глазами.
– Магии не было.
– Жаль, что вы не можете остаться с нами, в моем доме, с моей семьей. Вы показали бы мне, как выиграли дуэль в Абберстоне. Тот ваш знаменитый выстрел…
– Спасибо, Ринальдо, но сейчас не время.
Пришпорив коня, Мокси вернулся на проезжую часть.
Ринальдо, все еще во власти чувства благоговейного обожания, наблюдал за каждым его движением.
– Берегите себя, Мокси!
Когда же Мокси исчез из вида, Ринальдо вдруг охватил ужас.
– О, господи! Я же не сказал ему, что имя убийцы – Смок!
Он вновь представил Лилиану, грозящую ему пальчиком. А что, если Мокси знает Смока? И, поскольку теперь ему известно, кто его преследует, то он сможет того вычислить?
Мокси же, приближаясь к северной окраине города, представлял себе, как Кэрол с неимоверным усилием вдыхает последний в своей жизни воздух. Да, он потерял время, и напрасно. Кто бы его ни преследовал, он стал ближе. Нужно прибавить ходу.
Чувство вины перед Кэрол усилилось, стало почти невыносимым.
Мокси обдумывал слова, произнесенные Ринальдо.
Ярость загоралась в нем, вступив в спор с чувством вины.
Солнце над Григгсвиллем скатывалось к горизонту.
Мандерс готовит могилу
Офис в доме распорядителя похорон Мандерса по причине позднего часа был уже закрыт, но, если бы кто-нибудь постучал, Мандерс все равно бы отозвался. Пришедшая в Хэрроуз Болезнь, которая, как считал доктор Уокер, уже исчерпала себя, изрядно прибавила работы и самому Мандерсу, и его могильщикам, а потому исключить, что и ночью к нему могут заявиться клиенты, Мандерс не мог. Исполнять обязанности единственного в городе похоронного заведения было делом деликатным, и Мандерс никогда не забывал главного правила своей профессии: сколько бы тел ни внесли через главный вход, для родственников, с которыми похоронных дел мастер имеет дело, каждый усопший – единственный и горячо любимый.