Спасти Кэрол

Лицо Смока просветлело. Губы раздвинулись в улыбке – точь-в-точь раздавленная слива.

– Именно так, – сказал он, и девушке почудился запах горючего в его дыхании. – Поспать. Мне нужна комната – такая, которую вы предоставляете своим парочкам. Только без девицы. Решено?

Девушка старалась быть вежливой. Она знала, как вести себя с грубиянами. Но этот тип пока не нарывался.

– Здесь, на Говард-стрит, есть гостиница.

Горючка Смок посмотрел ей в глаза абсолютно пустым взглядом.

– Я понимаю, – продолжила она. – Но это будет выглядеть странно, если мы просто так сдадим вам комнату.

– Пусть будет странно. Пусть будет чертовски необычно.

Из соседней комнаты раздались аккорды пианино и женский смех.

– Вы не станете возражать, если я спрошу, почему вы ищете именно такое место, чтобы просто поспать?

– Разве я сказал, что я что-то ищу?

Девушка уже хотела было вызвать мадам, но решила не рисковать – ее учили, что мадам нужно тревожить лишь в самом крайнем случае.

– Зови меня лишь в случае острой необходимости, – говорила мадам. – В противном случае решай сама.

Был ли сейчас такой случай? Вряд ли. Правда, этот тип говорил странные вещи.

– Я не уверена, что у нас есть свободные комнаты, – проговорила девушка, с трудом скрывая беспокойство.

Горючка Смок бросил на девушку долгий взгляд. Он думал, и девушке казалось, что он решает – убивать ее или нет.

И от него действительно пахло горючим.

– Черт побери! – наконец сказал он убийственно спокойным тоном. – Вот что мы сделаем. Сейчас вы пойдете и найдете мне комнату, где я останусь на ночь в совершеннейшем одиночестве, а за это я не сожгу дотла ваш дерьмовый дворец. Идите и приготовьте мне комнату, а я тогда не запалю ваше заведение. Мне нравится ваше лицо. Вам бы оно тоже понравилось. Так сделайте любезность, идите и приготовьте мне комнату. Пусть это будет самый грязный матрас в вашей конуре, но шевелитесь побыстрее. Мои ноги болят. Мои ноги всегда болят. Но сейчас они болят сильнее, чем обычно. Так что идите и готовьте комнату. И тогда я позволю вам веселиться дальше. Точнее – позволю дальше жить. Вы же хотите жить, верно?

Лицо его просветлело.

– Дайте мне комнату, и я не стану сдирать мясо с ваших костей.

Горючка Смок щелкнул пальцами, и в руке его вспыхнул огонек спички. Девушка вскрикнула.

Прошел час. Шум, доносящийся с первого этажа, почти стих. Смок сидел на раскладном стуле, вперившись невидящим взором в темноту убогой комнатенки. Он думал о полицейском, который остановил его на въезде в город. Тот рассмеялся, когда на его вопрос об имени Смок сообщил, что его зовут Джеймс Мокси. Полицейский сказал, что он не первый.

– Не первый что?

– Не первый сегодня.

Смок улыбнулся.

– Знаете что, – сказал он к удивлению полицейского. – Пойду-ка я в этот бордель и проведу там ночь. Могу с девицей, могу без, но, так или иначе, именно там я и переночую.

Полицейский начал было говорить о том, что в этом городе он устанавливает правила, а Смок кивнул: устанавливайте, устанавливайте. И тогда полицейский предложил ему, не задерживаясь, идти прямиком в бордель или куда-там еще, переночевать, а потом убираться с восходом солнца.

Смок улыбнулся. Он ненавидел такие вот городишки. Поблагодарив полицейского, он пошел своей дорогой, но тот спросил Смока, что у него с ногами, а Смок ответил, что сломал ноги, когда рыбачил.

– Ну что ж, тогда путь вам прямиком в бордель, – сказал полицейский.

Горючка Смок же подумал: а не потянуть ли за шнурки? Он даже вставил пальцы в петли, чтобы разбрызгать свою горючку по всему этому вонючему городу, прямо до северных ворот. И, поступи он так, непременно прошел бы мимо борделя и полицейский подбежал бы к нему спросить, почему он изменил свое решение, и тогда Смок зажег бы спичку, и весь этот город полыхнул бы, как сухой валежник.

Отличная мысль. Просто великолепная. Город с такими отличными деревянными тротуарами в одно мгновение сгорит как спичка. А как заполыхают витрины магазинов! Особенно на центральной площади! Здания начнут рушиться, и это будет великолепно. Горючка Смок вдосталь насладится видом огня, тем, как дерево превратится в уголья, а пепел взлетит в самые небеса, а потом осядет серыми хлопьями. То, что было когда-то магазином, устелет центральную улицу; зола того, что когда-то было борделем, смешается с золой сгоревшей церкви…

Внезапно Смок пожалел, что у него нет бутыли с горючкой размером с вечернее небо. Пальцы его были в петлях шнурков, но ноги требовали отдыха.

И вот он уставился в темноту комнаты, прислушиваясь к доносящемуся снизу шуму. Голоса девушек уступили место голосам уборщиков, которые собирали со столов посуду, запирали двери, обмениваясь шутками по поводу того, как прошел очередной вечерок.

Наклонившись вперед, Горючка Смок снял протезы и поставил их возле лежащего на полу матраса. Потом и сам переместился на пол. В культях почти слышно пульсировала кровь, а мозоли на бедрах были горячи как огонь. Но постепенно они остыли, и боль почти улеглась. Одна из мозолей лопнула, Смок потрогал ее и скривился от боли.