Спасти Кэрол

– Мои, Джимми. Я книгу пишу.

На стенах?

Мокси вновь улыбнулся. Но Джефферсон действительно был нехорош. И Мокси, хоть и не сразу, это разглядел. Ту помощь, на которую он рассчитывал, Джефферсон вряд ли ему окажет.

В доме была всего одна комната прямоугольной формы, где когда-то работал учитель, хорошо одетый обитатель одного из городов, разбросанных вдоль Большой дороги. Может быть, мужчина, а может, и женщина, ничуть не более начитанная, чем Джефферсон. Еще от тех времен осталась ученическая парта, которую использовал сам Джефферсон: на ней громоздились листы бумаги, частью исписанные нынешним обитателем школы, частью – вырванные из книг. На дереве парты были вырезаны длинные, трудные слова. На стене висела карта округов Укатанани и Мискалуса, и от города к городу на карте тянулся шнур.

Указательным пальцем Мокси провел по шнуру, соединившему Макатун и Хэрроуз.

Потом, оглядевшись, он увидел, что комната буквально завалена мотками с этим шнуром; шнуром были перевязаны стопки книг, картины висели на шнурах, свечи подвязаны шнуром к канделябрам, на протянутых между книжными полками шнурах болталась одежда.

Таким количеством шнура можно было, дважды обмотав дом, превратить его в кокон.

Мокси сел на маленький стул, на котором когда-то располагался ученик. На соседний стул положил свой зеленый мешок.

– Ты хоть спину-то свою лечишь? – спросил он негромким голосом. – Не нравится мне твоя спина.

– Тебе не нравится? А я только о ней и думаю.

Джефферсон рассмеялся и не без труда подошел к столу. Посмотрел на Мокси и сказал:

– И славная же рубашка у тебя, Джимми. Ты в ней так молодо выглядишь! Словно явился прямиком из прошлого.

Он замолчал, и Мокси показалось, что Джефферсон и впрямь вспоминает прошлые деньки.

– Будешь мясо, Джимми?

Мокси выглянул через разбитое окно и увидел, что его лошадь все еще не насытилась.

– Спасибо, – отозвался он. – Поесть – это здорово!

Джефферсон принялся накладывать куски говядины на тарелки. Сам же Мокси в этот момент изучал старый аквариум, превращенный в ящик для книг. Через стекло аквариума Мокси читал названия, которые ничего ему не говорили. Книги, как и в других местах, были перевязаны шнуром.

– Ты что, ограбил библиотеку, Джефферсон? – спросил Мокси.

Джефферсон протянул одну тарелку Мокси, а сам, держа вторую в руке, не без труда устроился в кресле-качалке.

– Это мечта, Джимми! – сказал он. – Там такие переплеты! Из них можно устроить отличную постель.

– Да ты, поди, уже и спишь на книгах?

– Бывает и так, Джимми, – кивнул Джефферсон, воюя с вилкой.

И, помолчав, спросил наконец:

– И что ты ищешь в Хэрроузе, Джимми?

Трудно было примирить образ нынешнего Джефферсона с тем человеком-молнией, вместе с которым Мокси открывал для себя тайны Большой дороги.

– Мне нужно остановить похороны.

– Да не может того быть!

– Может.

Мокси склонился над тарелкой.

Джефферсон залился смехом; его рот, потерявший изрядную долю зубов, предстал перед Мокси как черная дыра, в которой клокотало веселье.

– Мы с тобой много чего натворили, Джимми. Это точно. Но похороны? Такого на Большой дороге еще не бывало.

– Я кое-что тебе привез, – сказал Мокси, похлопав по лежащему рядом мешку.

Джефферсон нахмурил брови и посмотрел на мешок.

– Не нужно никаких подарков, Джимми. Твой приезд – самый дорогой подарок.

– Возьми их, – сказал Мокси. – Мне они не нужны.

Он склонился над мешком и вытащил новую пару сапог, почти новую рубашку, которую надевал лишь раз, работая в огороде, новые штаны.

Джефферсон улыбнулся.

– Ну что ж, Джимми, одежда мне не помешает.

– А как насчет того, чтобы проехаться вместе?

Джефферсон медленно покачал головой.

– Я бы поехал, – сказал он, – да лошади у меня нет. По крайнем мере, такой резвой, как твоя Старушка.

Хотя оба они понимали, что всадник из Джефферсона – никакой. И никогда не сесть ему на коня, как в былые дни.

Мокси почувствовал, как не хватает ему тех времен. Тех ночей, тех людей, тех легенд.

– Да, это было бы здорово, – кивнул Мокси. – Если бы я точно знал, что ты поедешь, я пригнал бы вторую лошадь. Сейчас на Большой дороге все непросто.

– Что ты имеешь в виду?

– Плохие парни.

– Плохие парни были всегда. Разве нас это пугало?

– Ты прав, Джефферсон. Но прошло столько времени! Я почти десять лет выращивал розовые кусты.

– Наемный убийца? – спросил, подумав, Джефферсон.

– Да… И кое-что еще.

Джефферсон нахмурился.

– На Большой дороге есть кое-что пострашнее людей, Джимми.

Мантра Большой дороги. Каждый из них слышал эти слова тысячу раз. В правдивости этих слов они убеждались многократно.

– Не стану спорить.

– Непросто тебе было?

– Что? Сняться с насиженного места?

– И сняться, и дома сидеть?

– Непросто. Прошлая ночка выдалась – не приведи господь! Врагу не пожелаешь.

– Я тебе верю, – вновь рассмеялся Джефферсон уже не так громко.

Он выпрямился в своем кресле-качалке.

– Эх, Джимми! Помнишь, как мы целых двое суток прятались в той яме? Это было что-то! Скверные парни несколько раз проходили прямо над нами. Толковали о том, где мы можем быть и как нас найти. А мы были прямо у них под ногами.