Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала

Она тоже ела медленно. Костя любовался ее изящными руками и точеным профилем. Длинные трепетавшие словно крылья бабочки ресницы были такими густыми и черными, что он поначалу заподозрил ее в употреблении косметики.

Он чувствовал, что серьезно рискует получить пожизненное косоглазие. Ермаков перевел взгляд на хозяина. Тот ел степенно, поглядывал на него с пониманием. Лишь в глазах промелькнули один раз веселые бесенята и хитрая улыбка утонула в густой бороде.

Нина! Он слышал только ее дыхание. Исходящий от нее запах, такой дурманящий и притягивающий, кружил ему голову. Он не мог определить, что это. Что-то неуловимое, похожее на аромат распускающейся листвы и молодого весеннего ветерка, чуть раскрывшегося бутона и гречишного меда…

Нина перестала есть, осторожно повернула голову в его сторону и встретилась с ним взглядом. Она улыбнулась, и Ермаков, не отрывая от нее глаз, слегка коснулся рукой ее колена. Она опустила руку под стол и крепко сжала его ладонь.

Хозяин громко кашлянул, Нина посерьезнела. Хозяйка вышла на кухню и вернулась с большой миской, полной домашней стряпни.

И выпечки было изрядно — традиционные творожные шаньги, расстегаи, пироги с начинкой из грибов и картошки, домашнее печенье с изюмом. И к самовару с чаем были придвинуты чашки с медом и вареньем, а вот сахара на столе не имелось, как и хлеба.

Хозяйка поставила перед Костей большую чашку, где было хитрое варево из больших кусков мяса, картошки, капусты и лука — его именовали казачьим паштетом.

Костя удивился — отчего это ему одному мясо поставили, а все остальные за столом налегают на рыбу и выпечку. Хотел было спросить, но осекся — рождественский пост же идет. А пост не соблюдают хворые, беременные, малые детишки, те, кто в дороге находится, и те, кто воюет. Вовремя заметил, что Ванятка сует в рот кусок вареной курицы, а маленький Осип держит в руке солидный кус домашней колбасы.

Осип Терентьевич достал засургученную бутылку водки, а хозяйка быстро поставила на стол два стакана. Вот тут Ермаков оторвался от паштета и уважительно сказал:

— Ты уж меня извини, хозяин, но я приказал своим солдатам и казакам не пить. И негоже будет, если я собственный приказ нарушать буду. Тем более этой ночью мне трезвая голова нужна…

— Добро! — как показалось Косте, Осип сказал с облегчением в голосе и убрал бутылку.

После чего за столом надолго воцарилась полная тишина. Костя немного осмелел и теперь уже полностью положил руку на колено Нины. Она молча ела. Лишь изредка отводила глаза в его сторону да придвинула ногу чуть поближе к нему.

Ели долго, но все имеет конец — после чая и благодарственной молитвы молодые женщины стали убирать посуду.

— Благодарствую, Полина Сергеевна! — сказал Ермаков хозяйке, а Осип только чуть кивнул.

— На здоровье, Константин Иванович! — напевно ответила пожилая казачка, подхватила на руки Ивана и пошла в комнату, которая отделялась от кухни обычной занавеской.

За ней потянулись внуки — понятно, отбой в танковых войсках. Костя чуть улыбнулся — Иван принял хозяйку за бабушку и криков не устроил, молодец.

Алевтина и Нина, быстро убравшись, сразу же разошлись по комнатам — невестка за занавеску, к детям и свекрови, а жена, обдав Ермакова пылающим взглядом, в другую комнату.

Хозяин чуть слышно крякнул что-то вроде «ну, ваше дело молодое, а потому комнату отвели наособицу» и достал жестяную банку и Костины папиросы, которые он забыл в домике с живностью. Кто принес их и когда, Ермаков даже не мог сообразить…

— Ты покури здесь, ваше высокоблагородие, дух твой надолго останется, и жене твоей, и нам легче будет. Рисковый ты офицер, ваш бродь, раз решился Глазково штурмовать с такой малостью…

Мысли о войне, ненадолго задвинутые в самые отдаленные уголки разума, снова вернулись на свои позиции. Мимолетное счастье, еще толком и не обретенное, показалось ему таким хрупким и ненадежным, как крылья ночного мотылька, как опустившаяся на ладонь снежинка…

Ермаков мысленно собрался. Он не мог, не должен был забывать о том, что он был на войне, и она не отпускала его, не давала ему права на чувства:

— Если бы весь народ поднялся, мы бы давно всю нечисть вымели и порядок бы навели. Ну, ничего…

— Народ подымется, ваш бродь, скоро подымется. И вас удача ждет, ибо благое дело вершите, царя спасаете…

От таких слов Костя чуть не поперхнулся дымом, подумал, что казак пошутил, но нет, Осип говорил серьезно, торжественным голосом:

— Ты не сумневайся, я знаю, что тако военная тайна. Только исче не видел в жизни, чтоб все офицеры за раз единый себе чины уменьшили, к царским чинам вернулись. А многие же ведь урядниками стали! Это как? А короны на погонах? Вон у тебя приколоты, просто так, что ли?! Нет, конец лихолетью, с царем Михайло Александровичем мы враз порядок наведем! Но ты не сумневайся — подымется народ, а против силы ни чехи, ни красные, ни голытьба новосельняя не устоят. Враз раздавим…