Спасти Колчака! «Попаданец» Адмирала

Костя тут же нажал на курок револьвера. Негромкий хлопок, ощутимый пороховой дымок — солдат сложился и с грохотом упал на железный пол.

И тут же кто-то навалился сзади, пытаясь схватить пальцами за горло. Ермаков ударил локтем в живот, а затем выстрелил, машинально отметив, что чеху нужно было ножом бить.

В метрах трех громыхнуло железо — и вагон осветился тусклым светом. Вот оно в чем дело — внутри броневой каземат имел противоосколочную перегородку, и в носовом отсеке солдаты сидели с комфортом, при свете и тепле.

Но не успел чех спросить, что случилось, почему шум, как получил пулю в лоб — с такого расстояния промахнуться было невозможно. Солдата швырнуло обратно, а за ним в каземат ворвался бывший офицер спецназа.

И вовремя — четвертый чех уже лапался за винтовку, пытаясь выдернуть ее из-за ящика. Как бывает в таких ситуациях, солдата заколодило, погонный ремень за что-то зацепился, и лихорадочные старания чеха вызвали внутренний смех. Надо полным идиотом быть, чтоб в такой ситуации под рукой не иметь пистолета или ножа.

Ермаков огрел солдата рукоятью «нагана» по голове и открыл низкий приземистый люк в конце, похожий на крышку от большой кастрюли. Протиснулся в лаз, метровую броневую трубу, и оказался в носовой орудийной башне. Тут огляделся и лишь сейчас облегченно вздохнул — чехов на бронеплощадке было только пятеро, включая часового. Внизу заскрежетало металлом, и в башню пролез адъютант.

— Ты глушитель не попорть, Гриша, их у нас только пять, — Ермаков окликнул Пляскина и тут же осведомился: — Что у других? Я слышал телефонный зуммер…

— С паровоза поручик Лазарев звонил, там чехов нема. А в концевом вагоне только двое было, и третий часовым — говорит, чисто убрали, без шума.

— Звони поручику, пусть на стрелку бойца пошлет, и сигнал подайте на «Волну». Рельсы уже звенят?

— Гудят, господин ротмистр. Наши на подходе…

— Тогда пошли быстрее, ну давай же, — Пляскин убрался из лаза, за ним полез и Костя. Внутри броневого корпуса уже кипела жизнь — два его бойца открывали заслонки амбразур и с тихими матами устанавливали на креплениях пулеметы, американские «кольты», как машинально отметил Ермаков.

Выпрыгнув на снег, Костя побежал к входным стрелкам — там в темноте мигал красный огонек фонаря. Бежал во всю прыть и успел вовремя — из снежного заряда почти беззвучно вынырнула контрольная платформа, а за ней показался приземистый корпус «Быстрого», который хищно ощетинился орудийными башнями и бортовыми пулеметами.

Вот в этом большое преимущество бронемотовагона перед бронепоездом — нешумный ход и небольшой силуэт. И платформа впереди была прицеплена не случайно. Обычно она служит для предотвращения аварии в случае повреждения пути, но сейчас она была битком набита наспех собранным экипажем «Беспечного», так Ермаков мысленно назвал захваченный пять минут назад чешский бронепоезд.

Если бы захват был неудачным, то БМВ высадил бы их как десант на вокзале, а сам бы беспрепятственно расстрелял «Жижку» из орудий — «чех» просто не смог бы ответить, ведь экипажа на нем не было, а дежурная смена насчитывала только десять солдат, какое уж тут сопротивление. Но винить чехов в беспечности трудно — ночью обстреливать город не предполагалось, а ждать нападения из Михалево — тем более, ведь там стоял «Орлик»…

С платформы дружно спрыгивали солдаты, с лязгом открылись двери и на «Быстром» — оттуда тоже посыпались люди. К Ермакову подбежал офицер, четко козырнул.

— Поручик, быстро туда. Приводите свой «Беспечный» к бою, кочегарь котел на полную. Мы бронепоезд целым взяли, там чехов почти не было. Как пройдет «Блестящий» на первый путь, за ним эшелон с десантом, тебе переведут стрелки на четвертый. Дуй прямо до сорванного понтона, путь чист до моста, за тобой идут японцы. Давай, — и Костя хлопнул офицера по плечу, хотя еще вчера о том и не помыслил бы.

Подпоручик Семин Арчегову в отцы годился, сверхсрочнослужащий фельдфебель мортирного дивизиона за отличие в Луцком прорыве 1916 года был произведен в офицеры, и к революции был уже подпоручиком. От чина штабс-капитана он вчера отказался, прицепив короны на погоны, но по старой традиции русской армии Ермаков чуть приподнял его в чине — при обращении к младшим по званию приставки «под-» и «штабс-» не произносятся…

— Поручик Мичурин, коль разгрузился уже, дуй без остановок на мост, а оттуда на Иннокентьевскую. Если парни не подвели, то связаться и предупредить своих чехи не смогут. Твои «шпальники» сбросят десант у моста и понтона и пойдут за тобой. Ну давай, дерзай, круши там все!

— Есть, ваше превосходительство! — тихий голос Мичурина был наполнен ликованием, он еще что-то сказал, но Ермаков не расслышал, лязг закрываемой двери перекрыл слова офицера.