На другой день улан прибыл на примерку. Куртка висела на манекене, но Карла Фридриховича дома не было. Луша этому обстоятельству обрадовалась несказанно, но не пустилась с места в карьер, а начала издалека.
Завела с гостем разговор том, как генерал Раевский в сражении под Салтановской повёл в атаку двух своих малолетних сыновей. Рассказ о Раевском она слышала от Михеича, в Воронцово. Потом Луше показалось не лишним намекнуть поручику, что она тоже носит эту славную фамилию.
– Я подумал было, что господин Шрёдер вам родственник.
– Карл Фридрихович приютил меня на время…
– Что же, у вас никого нет больше?
– Есть брат. Но от него – никаких известий.
Улан горестно покачал головой. Потом одобрил рвение молодых людей защищать отчизну. Сообщил, что у него тоже есть 14-летний брат, которого он собирается выписать к себе, в армию, если только батюшка позволит.
Тут Луша чуть не забила копытом, как старая полковая лошадь, заслышавшая звук трубы. Она тут же пошла в атаку – стала упрашивать улана взять её с собой.
– Место ли юной девочке в армии, сударыня? – с усмешкой вопрошал Лушу поручик.
– Но вы же служите, господин Александров!
– И что же?
– А то! Я точно знаю, что вы никакой не мужчина! Я… я тоже могу переодеться.
Улан молчал. На смуглых скулах его расцвёл румянец. Луша, заметив смущение поручика, продолжила наступление.
– Ну возьмите меня. Скажите, что я ваш ещё один брат. Смотрите, у вас тоже волосы русые. И глаза карие! Ну может же у человека быть два брата, в конце концов.
Улан ничего не отвечал. Луша не отставала:
– Возьмите меня, я верхом умею. И языки знаю хорошо. Немецкий, французский… – сказала Луша и задумалась, припоминая, какие бывают языки. – И вот ещё какой – итальянский. И в топографии немного разбираюсь. И бегаю быстро, между прочим. И… и я тоже имею право… Отечество защищать!
Улан по-прежнему молчал, но его карие глаза сияли.
– Подождите, я сейчас, – и Луша шмыгнула в угол, за ширму.
Через пару секунд на ширме уже висело Лушино белое платьице, сшитое ею самой из обрезков аэростата. Из-за ширмы появился кадет в мундирчике и длинных белых брюках, которые тут, в прошлом, – Луша слышала собственными ушами, – смешно называли панталонами.
Улан одобрительно посмеивался. Потом заметил, глядя на Лушины тапочки:
– Обувь не годится. Нужны сапоги.
И, помолчав, добавил:
– Ладно, достанем.