Спасти Москву! Мы грянем громкое Ура!

— А нас обида! Потому мы можем предоставить Францию своей участи — они к революциям привычны, так что живо вспомнят гильотину, благо идут-то на них русские, как никак союзники. Сами семнадцатый год живо вспомнят, когда «паулю» за малым чуть на Париж не пошли, и с трудом волнения в армии подавили.

— Переходи к третьему варианту, Костя, ибо этот намного страшнее первого. Большевистская агитация туда тоже добралась. Посол тон уже сбавил, угрожать перестал. У меня даже впечатление сложилось, что он не прочь всю Румынию нам за помощь отдать.

— Румынию не нужно, нам бы свое вернуть. А потому мы откажемся от аннексий, репараций и контрибуции в пользу «прекрасной Франции» и Бельгии — пусть задавятся, пакостники!

Арчегов зло скривил губы — французов он на дух не переносил, особенно после того, что они устроили. Прижимистые торгаши, даже щедрыми быть не умеют, в отличие от тех же англичан, что крайне редко, но на такое способны. Пусть только из-за выгоды, но все же.

— В ответ французы и бельгийцы высоко оценивают союзническую помощь России в войне, пролитую нами кровь, и «благородно», что позволяет им выглядеть сущими благодетелями, освобождают нас от выплат и списывают все государственные займы. Что касается займов от частных владельцев, то выплаты по процентам или их выкуп берет на себя правительство Четвертой республики. В принципе сумма не столь большая — каких-то 18 миллионов франков, а с учетом инфляции и возможности включения печатного станка казначейства, так и вовсе смехотворная.

— И это все?

Михаил Александрович непроизвольно выгнул левую бровь в искреннем удивлении, Арчегов же с протестом взмахнул рукою, заметив такую реакцию монарха.

— Мы потребуем возврата русского золота на сумму 310 миллионов рублей, что большевики заплатили кайзеру и которое уже лежит в Париже. Кроме того, потребуем возвращения всего, что они у нас тут награбили, и отмены некоторых пунктов в мирных договорах. Конечно, после консультации со всеми заинтересованными сторонами.

— Политическими пунктами они поступятся, особенно по Польше и Румынии — тут деваться некуда, все равно ставка на них оказалась битой. Что касается награбленного в России, то они до сих пор упорствуют, считая это военным трофеем. Да и наше золото не захотят возвратить — банкиры денежки любят!

— За нахапанное у нас пусть демонтируют в Германии оборудование и станки — нам заводы восстанавливать нужно, в том числе и те, что их капиталистам принадлежат. Если не захотят, то мы просто национализируем — хватит им барыши извлекать. Так что здесь упираться не станут, — Арчегов зло сверкнул глазами, вспомнив из той истории, как в такой ситуации поступил Врангель, добровольно накинув на себя навязанную удавку кабального соглашения. И жестко заговорил:

— Золото мы должны получить обратно, и немедленно! Хватит им и германского, что в десять раз больше! Звонкая монета здесь нужна — нам англичанам придется платить. Уступок нельзя делать в этом вопросе, на шею сядут! И последнее — французы оказывают безвозмездную военную помощь, вооружают и снаряжают 200 тысяч наших солдат.

— Ты думаешь, согласятся?

— Им деваться некуда, к этому времени большевики на Рейн выйдут. А союзники наши люди ушлые. В прошлую войну даже на своем спасении барыши делали, нам оружие за деньги поставляя. А мы, между прочим, раз за разом их из беды выручали. Американцы намного умнее — те во Второй мировой войне ленд-лиз ввели — я тебе о нем рассказывал.

— Хорошо, — Михаил Александрович решительно затушил окурок. — Я Милюкову немедленно шифрованную телеграмму отправлю. Да… Вот еще, ты эту бумажку посмотри, не упустил ли я чего.

Император извлек из кармана сложенный вдвое листок и протянул его генералу. По мере его прочтения лицо Арчегова стало принимать изумленное выражение.

— Ну ты даешь, Мики! Ты что, мои мысли заранее знал?!

— С кем поведешься, от того и подхватишь, — ханжеским тоном ответил Михаил Александрович, глаза которого немедленно приняли по-детски трогательное выражение полной наивности. И внимательно посмотрев на это перевоплощение монарха, Константин Иванович не выдержал, прыснул в кулак смешком, и тут же друзья искренне рассмеялись…

Яссы

— Дави их, князь! Дави, сукиных детей!

Фомин смотрел в узкую смотровую щель, матерясь сквозь зубы — эти румыны оказались не робкого десятка и сейчас лихорадочно разворачивали полевую французскую пушку.

Встреча оказалась неожиданной для врагов, так как танк ворвался на огневую позицию с тыла, сокрушив по пути пару глинобитных сараев и таская на броне соломенную крышу, что придавало «Марку» невыразимый облик. Сейчас их разделяло каких-то тридцать метров, и отсчет смертельной дуэли пошел уже на секунды.

И что худо, так то, что правый спонсон был разбит попаданием трехдюймовой гранаты, а в левом у английской шестифунтовой пушки намертво заклинил механизм наводки и орудие беспомощно уставило свой короткий ствол вниз.