Спасти огонь

Некоторые уже предупреждали Машину, чтобы схоронился. «Те Самые» прознали про план с убийством и основательно попортили замешанных в нем корешей. Пес его знает, чем сивый так дорог боссам, но ясно одно: они идут по пятам заказчика. «Как тебя зовут, уже выяснили, — сказал один главарь Машине, — и портрет твой забабахали, очень жизненно получилось, вылитый ты. Твоя харя на всех углах висит, братан. И нас просили тебя слить. Кучу лавэ за тебя дают. Но мы работаем по понятиям и такой хрени творить не станем. Ты к нам по-человечески, мы к тебе по-человечески. Но прикрыть мы тебя, братан, не можем. Новый картель не шутит. Снюхались с легавыми, жизни не стало. Даже кто зеркало с тачки свинтит — и тому сразу пиндец. Ничего не прощают, уроды. Если хочешь мой совет: утекай отсюда, пока не нашли».

Машина знал, что искать его будут даже под землей и весь Мехико будет гудеть. Поэтому, пока все уляжется, он решил зашкериться там, где уж точно никто не станет искать — в монастыре в штате Идальго. Один из «Киносов», выйдя из картеля, решил постричься в монахи в надежде, что тогда он перестанет слышать крики десятков убитых им жертв. Но даже монастырская тишина не заглушила их. И раз уж Бог не внял ему, он повесился на балке в келье, чтобы хоть так перестать слышать шум, производимый толпой мертвецов. Вот в этот-то монастырь и направился Машина.

Монахи не стали задавать ему вопросов. Они давали приют любому, кто в нем нуждался. А уж судит всякого пусть Бог. По правилам монастыря, просящему давали стол и кров. Но за это человек давал обет молчания. Машина согласился. Как и его покойный товарищ, он был полон шума и ярости. Ему на пользу пойдет помолчать чуток.

«Те Самые» начали выполнять обещания, данные властям: нулевая толерантность к криминалу. Прочесывать преступный мир, словно Годзилла. Без лишнего шума они, словно питоны, удушили воров, насильников, вымогателей, налетчиков, похитителей, сутенеров и прочую неблагонадежную фауну. Куча народу по-тихому отправилась в ад, без визы и пересадок.

Власти смотрели на эту едва ли не гитлеровскую зачистку благосклонно, поскольку результаты были выдающиеся. Пускай «Те Самые» разберутся с обычным криминалом, а потом берутся за отмороженный картель «Самые-Самые Другие», засевший на северо-востоке страны. Картель подлый и кровожадный, стадо гиен, которым интереснее убивать и рушить, чем строить бизнес. Правительство сделало ставку на «Тех Самых», надеясь, что скоро они прижучат «Самых-Самых Других».

Мясной и Морковка тем временем сигналов не воспринимали и действовали сами по себе. Им не терпелось получить остаток денег, и сложное понятие «перемирие на два месяца» просто не укладывалось в их тупых головенках. Все должно быть здесь и сейчас, остальное — лишние подробности. Они уже разузнали, какой у сивого распорядок дня, какие маршруты, какие привычки. Поразмыслили, в какой момент лучше всего подобраться: когда он милуется со своей бабой в зоне посещений или когда в душе намыливается. Прикинули за и против. В первом случае — охраны кругом больше, плюс придется убивать еще и бабу, а это все усложняет. Бабы от страха визжать начинают — тоже лишний геморрой. Если на визг сбегутся надзиратели, на ломтики сивого уже не порежешь — не успеешь. Так что проще в душевой, хоть он, падла, и моется в последней кабинке. Голому да на мыльном полу защищаться труднее. Если навалятся вдвоем, вполне возможно засадить в яремную вену.

И Мясной с Морковкой назначили дату: убивать пойдут в следующую пятницу.

Спали мы обнявшись. Я поставила будильник на пять, чтобы к шести быть дома. По воскресеньям няни поднимались только где-то к семи тридцати. Зазвонил будильник, я медленно пришла в себя. Хосе Куаутемок глубоко дышал во сне. Я постаралась тихо встать, чтобы не разбудить его. Но как только пошевелилась, он молниеносно схватил меня за запястье — я даже напугалась. Притянул меня к себе и заключил в объятия: «Не уходи». Кто знает, сколько еще раз мне удастся провести с ним ночь? «Обещаю, в следующий раз останусь подольше, а сейчас мне нужно идти».

Я прижалась к его груди. Если бы это зависело от меня, я бы целыми днями не вылезала из этой постели. Мне показалось, что Хосе Куаутемок как-то ушел в себя. То хотел заговорить, то передумывал. «С тобой все хорошо?» — спросила я. Его дыхание едва заметно участилось. «Почему ты никогда не спрашивала про убийство моего отца?» Вопрос выбил меня из колеи. Я специально избегала этой темы. «Мне не нужно это знать», — соврала я. На самом деле я хотела знать про него всё. «Ты боишься меня?» В полной темноте я вдруг задумалась, насколько я уязвима. Мне вообще не приходило в голову, что Хосе Куаутемок может на меня напасть, но нельзя и забывать, кто со мною рядом. «Если бы боялась, меня бы здесь не было». Он сжал меня крепче и стал нежно целовать мое лицо. И водил ручищей по моей спине, от затылка до ягодиц. Это не было приглашение к сексу, и я не заметила, как снова уснула.