В щелку просочился солнечный свет, такой яркий, что казался жидким. Хосе Куаутемок закрыл глаза, а когда открыл, оказался с головой в реальности. В яме не было никакой Марины. Надзиратели заставили его выйти. Он попробовал подняться и рухнул. Встать не смог ни в какую. Пришлось вылезать ползком. «Нет, не хочу быть кротом». Сделал еще одно усилие подняться. Затекший позвоночник не дал.
Во двор он приполз в полуобморочном состоянии. Поднял руки, чтобы размять кости, но так и остался в позе Квазимодо. Все-таки заставил себя встать и идти. Колени скрипели, позвонки щелкали. Шагал, как орангутанг. Попытался бежать трусцой и упал мордой в землю. Долго лежал. Надзиратели и не подумали помочь. Если не выполнять указаний, самим можно загреметь в апандо.
Он встал, цепляясь за проволочную сетку. Думал, снова упадет, но удержался. Миллиметр за миллиметром по собственному почину вернулся в апандо, как коровы возвращаются в стойло. Там его ждали Марина и истории.
Пока дверь запирали, он подумал о словах отца: «Будь сильнее остальных». Так он и сделает. Не даст себя нагнуть, нет, господин генерал. В темноте рука Марины погладила его по лицу. «Все хорошо?» — спросила Марина. «Да», — пробормотал он. Она поцеловала его, устроилась у него под мышкой, и оба уснули.
Мы много часов подряд провалялись на лежаках у бассейна. Несмотря на жгучее солнце, я уснула. Хорошо, что Педро укрыл меня полотенцем, — хоть ноги не сгорели. А вот лицу, животу, плечам и рукам не так повезло. Я всегда так беспокоилась о раке кожи у детей — и вот сама уснула на открытом солнце без всякого крема. Полная безответственность. Адреналин последних дней измотал меня, и я даже не смогла принять меры предосторожности.
Проснулась сгоревшая, да к тому же одна половина лица была краснее другой. «Я не мог тебя добудиться, как ни тряси, — сказал Хулиан. У предусмотрительного Педро уже была наготове какая-то уксусная болтушка с травами от ожогов. «Будешь как костяшка домино», — посмеивался он. Я намазалась чудодейственной жидкостью, но она почти не облегчила моих страданий.
По дороге в Тепостлан они забросали меня вопросами о том, что случилось, когда я осталась у тюрьмы одна. Сначала я не хотела отвечать. Зачем, если они меня только осудят? Они поклялись, что не станут. Я еще поломалась и сдалась. Рассказала, как, благодаря Росалинде, смогла повидаться с Хосе Куаутемоком. «Что вы друг другу сказали? — спросил Педро, жаждавший подробностей. — Вы поцеловались? Ты призналась ему в любви?» Я улыбнулась. Педро, который так любит строить из себя мужика, интересовался моей личной жизнью, словно парикмахерша. «Да, я сказала, что люблю его и обещаю больше никогда его не покидать». Хулиан взъелся на меня: «Зачем ты ему врешь?» Я возразила: я не вру, я люблю его и сделаю все возможное, чтобы мы были вместе как можно дольше. «Ты сидишь на бомбе, и бомба эта скоро взорвется», — только и сказал Хулиан.
Невозможно было передать им магнетическую силу этой любви — я сама ее не вполне понимала. Я рассказала про приглашение Охада. Педро, который входил в попечительский совет «Танцедеев», прекрасно понимал, что это значит. «Марина, у тебя в руках выигрышный лотерейный билет», — радостно объявил он. «Не знаю, соглашаться или нет», — призналась я. Они не поверили своим ушам. «Не воображай, будто жизнь еще раз даст тебе такой шанс, — сказал Хулиан, — не упусти его». Я пояснила, как невыносимо будет мне не видеть Хосе Куаутемока даже всего месяц. «А если его убьют в тюрьме, что ты тогда будешь делать?» — спросил Хулиан. Да, это правда возможно. «Он непобедим», — отшутилась я. «Конечно, непобедим. Пока пуля в голову не прилетит», — возразил Хулиан.
Наступило молчание. Педро попробовал разрядить обстановку: «Мы не знаем, на сколько затянется бунт. Все это время ты не сможешь видеться с Хосе Куаутемоком. Поезжай в Тель-Авив, насладись, а потом возвращайся. Снова будете встречаться по вторникам и четвергам на мастерской, будешь к нему сбегать по средам и пятницам, иногда еще и в субботу на ночь, и вуаля! Вот оно, счастье». Это правда, мы не знали, как долго продлится бунт. И даже после его окончания тюрьма долгие месяцы будет возвращаться к нормальному режиму. Лучше принять предложение Охада. К тому времени, как я вернусь из Тель-Авива, страсти наверняка поулягутся, и мы сможем возобновить отношения. «Ладно, я сейчас же отправлю ему мейл». И я взяла телефон и написала Альберто, чтобы он от имени труппы подтвердил Охаду согласие.
День получился очень приятный. Педро и Эктор теперь нечасто бывали на ранчо, но содержали его в полном порядке. Бассейн чистый, ни одного листочка в воде. Газон подстрижен, кусты тоже, кругом все вылизано. На обед кухарка приготовила вяленую говядину по рецепту из Йекапистлы, кесадильи с кузнечиками, маленькие тако с уитлакоче и тамариндовую воду. Этот пир заставил меня позабыть все тюрьмы, танцы, бунты, романы и страхи.