Спасти огонь

Они занялись любовью под душем. Войдя в нее, изогнувшуюся под водой, он прошептал: «Я хочу от тебя ребенка». Она не услышала, душ заглушил слова. Хосе Куаутемок никогда не думал о детях. А теперь желал, чтобы между ними вырос нерушимый мост из плоти и крови. Если его достанут копы, если его убьют в перестрелке, в мире, по крайней мере, останется кусочек их обоих. В таких надеждах он кончил в нее, не подозревая, что его микроскопические лососи, спешащие против течения на нерест к желанной яйцеклетке, будут остановлены непроницаемой таможней — спиралью.

Ночью они замерзли как цуцики. В мотельной постели был только один тонюсенький плед, хуже даже тюремных. Таким даже клетку с попугаем не накроешь. От холода они сплелись ногами и спали в обнимку. Оба голые, как и пообещали друг другу ходить всегда, когда будут наедине.

Несмотря ни на что, ему удалось кое-как поспать, хотя от любого шума он настораживался. Открывал глаза и прислушивался. Нужно было понять: это двигатель отъезжающей или подъезжающей машины? Это крыша от холода гремит или кто-то по ней ходит? Хреново быть беглецом, особенно если похитил такую офигительную, такую прекрасную, такую настоящую женщину. Интересно, как скоро легавые просекут, что она сбежала с ним?

Вскоре это выяснилось: Марина в панике вернулась в номер. «Полиция была у меня дома. Допрашивали Клаудио». Мать твою Терезу, подумал Хосе Куаутемок. Когда мужу сообщают, что у него на лбу пробиваются два отростка, он бесится вчетверо сильнее. Ему хочется бодаться направо и налево. Еще один враг в списке.

Они по-быстрому слились из мотеля. Опять одеваться, как ебучий маленький принц, опять шататься, как сиротам, по улицам, опять лезть в лужу с пираньями. Но Марине он своих сомнений ни за что не выдаст. Она и так вся пересралась, как стая голубей над припаркованной машиной. По одному ее мизинцу видно, как ей страшно. Он должен сохранять спокойствне и в случае, если речь зайдет о жизни и смерти, поступить по морскому закону: капитан спасается последним.

Они купили новые шмотки. Он избавился от вещей Клаудио, которые сидели на нем, как костюм канатоходца, и оделся, как одевался в двадцать лет: в настоящую одежду. Поели, а то уже желудок к спине начал прирастать. Он потихоньку учился наслаждаться, как и мечтал, повседневной жизнью рядом с Мариной, пусть даже в захудалых кафешках и шарахаясь от каждого прохожего. Никто из этих прохожих и представить себе не может, что значит есть что хочется, где хочется и, самое главное, с кем хочется (и с тем, кого безумно любишь).

Пока они болтали за едой, Хосе Куаутемок не отрывал от нее глаз. Он никогда еще не видел ее такой красивой. Это оттого, что чувствовал: теперь она принадлежит ему, и только ему. Она не уйдет ночевать домой к другому мужику, а он не останется тосковать по ней под храп, крики и скрипение решеток. Он обнаружил такие подробности Марины, которых раньше не замечал: вены, как голубые ящерки, на предплечьях; крошечная родинка под левым нижним веком; созвездие желтых крапинок на радужке; маленький шрам у основания челюсти. Многогранная Марина в краю безоблачной ясности.

«А как же твои тексты?» — спросила Марина. Он чуть не поперхнулся тако. Его тексты, его обожаемые тексты уже, наверное, превратились в пепел. «Остались в камере, — ответил он и поднес палец ко лбу, — но вот тут они все сохранены». Злостная ложь: он забыл код от сейфа. Переписать их невозможно. Написанное им взовьется золой в языках пламени, станет словами из дыма. Он смирился: еще одна жертва ради того, чтобы быть с ней. «Попробуем их вернуть», — сказала Марина, как будто им требовалось сходить в супермаркет за забытой покупкой.

Хосе Куаутемоку не терпелось убраться из города, он только не мог придумать как. Полиция наверняка сечет все выезды. Триста с чем-то человек сбежали — это не жук чихнул.

Власти, конечно, сейчас отвлечены бунтом в тюрьмах, но все равно, ясен перец, так этого не оставят. Надо всех изловить, или поубивать, или, по крайней мере, хорошенько погонять. Не оставишь же их за просто так на воле. Пусть хотя бы помучаются ради свободы. Придется Хосе Куаутемоку с Мариной пару месяцев перетерпеть, пока снизится билирубин.

Марина заплатила за обед. Хреново, что он никак не может вложиться. Он пошел к выходу и в зеркале на стене увидел свое отражение. Вылитый лемур. Точнее, вылитая невы-спавшаяся ночная бабочка. Это все от стресса. Ему бы поспать часиков двенадцать. Но где такому, как он, преклонить голову, да еще с любимой женщиной? Он не хотел жить так, как, судя по рассказам, провел последние три месяца своей жизни Пабло Эскобар: жрать рыбные консервы, ежедневно менять укрытия, спать с пистолетом под подушкой. Как параноик, никому не доверял. Не станут же они с Мариной следующие несколько лет перебегать с места на место. Где-то на планете должен быть для них оазис. Он не сомневался, что они найдут его — как только оттуда прорвется малейший лучик света.