— Кормят у нас прилично, но вот таких котлет по-киевски, как здесь, нигде в нашем городе больше не подают, — признался Нарезов. — Да что там в Свердловске — во всей области таких нет. Вот я и захожу иногда сюда, чтобы себя побаловать. Вы, кстати, их заказали?
— Нет, я попросил борщ и рыбное филе.
— Тогда это сделаю за вас я, — произнес Нарезов и, подозвав официанта, сделал ему заказ.
После чего он вновь обратился к своему соседу по столу:
— Эти котлеты готовит повар Николай Акимович Сидоренко, который девять лет работал в киевском ресторане «Кукушка», что на Аскольдовой могиле. Богемное место, скажу я вам. Не бывали там?
— Нет, в Киеве я люблю ресторан «Закарпатская троянда» на Красноармейской, бывшей Большой Васильковской — там прекрасный винный погреб с закарпатскими винами.
— Не спорю — тоже отменное заведение, — согласился Нарезов. — Но там нет тех деликатесов, которые есть в «Кукушке» — например, заяц под сметаной или те же котлеты по-киевски «от Сидоренко». Впрочем, последних теперь там тоже нет, поскольку их автор перебрался сюда. Я, кстати, много раз пытался уговорить его перейти к нам в заводскую столовую, каких только денег не предлагал, но Николай Акимович держится стоически — каждый раз отказывается. Дело в том, что директором гостиницы работает его старинный приятель, которого он не хочет обидеть.
В это время официант принес на подносе первые порции их заказа и, расставив тарелки на столе, удалился. Принес он и небольшой графинчик с водкой, за который первым делом и взялся Нарезов.
— Извините, но мне нельзя, — сразу отказался от горячительного Севрук.
— Болеете или работа не позволяет?
— Работа, — честно признался следователь.
— А если всего лишь пять грамм исключительно за знакомство? — продолжал настаивать Нарезов.
Севрук выдержал небольшую паузу, после чего махнул рукой:
— Ладно, за знакомство и для аппетита по пять грамм можно.
И они, чокнувшись рюмками, выпили и тут же закусили.
— Действительно, вкусно, — произнес Севрук, попробовав котлету по-киевски.
— А я что говорю — под такую закуску и десять грамм водки будет не дурственно, — ответил Нарезов и тут же снова взялся за графин, чтобы снова наполнить опустевшие рюмки.
Спустя полчаса они уже хорошо «набрались», и Нарезов решил ненавязчиво выведать у собеседника о причинах его появления в этих краях. Причем начал он издалека, воспользовавшись тем, что певица на ресторанной эстраде запела знаменитую «Катюшу».
— С войны люблю эту песню — аж слезы наворачиваются на глаза, когда ее слышу, — признался Нарезов. — У меня на фронте был друг — Славка Леонтьев. Гармонист — от бога. Он эту «Катюшу» так выводил на своей трехрядке, что дух захватывало. Его осколком от снаряда убило — прямое попадание в голову. Так его гармошка и осиротела — никто больше к ней прикоснуться не посмел.
— Мне, когда война началась, всего пять лет было, — подхватил эту тему Севрук. — Но я хорошо помню и «Катюшу», которую я в госпиталях перед ранеными пел, и другие детали того времени. Война нас всех до сих пор не отпускает.
— Это вы верно заметили, — согласно кивнул головой Нарезов. — Я вот на днях заметку в газете читал — про суд над бывшими карателями. Представляете, почти сорок лет эти нелюди жили среди нас и только теперь им воздали по заслугам. Значит, есть в этом мире высшая справедливость.
— А куда без нее, Петр Кузьмич — конечно, есть, — охотно согласился с собеседником Севрук. — Мы их всех на чистую воду выведем и к стенке поставим за то, что они в годы войны творили. Это я вам клятвенно обещаю — никто не уйдет от нашего праведного суда.
— Вы так это говорите, Богдан, будто сами их к стенке и поставите, — подцепив вилкой малосольный огурец с тарелки, произнес Нарезов.
— Сам не сам, но к делам военной поры я тоже отношение имею, — сообщил Севрук новость, которую его собеседник давно хотел от него услышать.
— Неужели этих самых гадов ищете? — напрягся Нарезов.
— Петр Кузьмич, мы с вами, конечно, оба коммунисты, но есть такая служебная информация, которую я никому не могу разглашать, — внезапно свернул тему Севрук и обратил свой взор на эстраду.
Он хоть и выпил изрядное количество водки, однако был из той породы людей, которые даже в таком состоянии продолжали себя контролировать. И Нарезов это понял — в людях он разбирался прекрасно. И продолжать разговор в этом направлении не рискнул, чтобы ненароком не навлечь на себя подозрение в своем особом пристрастии к этой теме. Но главное он все-таки узнал — этого человека действительно привела в их края надобность разобраться в делах далеких военных лет.
9 июля 1983 года, суббота.
Ташкент, улица Фароби
Сидя за рулем служебной «Волги», Аркадий Габрилянов смотрел на дорогу и одновременно вел разговор с Семеном Кухарчуком, который восседал справа от него и указывал путь, поскольку давно жил в Ташкенте. Последнее обстоятельство и стало поводом к разговору, который завел Габрилянов.