Спасти себя (СИ)

— Вы верно всё определили, — Коннор отвечает монотонно и смотрит, не моргая. Словно сделай он это, и будет чуть меньше машина, но чуть больше человек. — У меня отказало несколько систем.

— Детальки попались бракованные? — Хэнк злобно щурится и совсем не верит андроиду. Но разве машина способна врать? — С тобой явно что-то не так. Но ничего, я вправлю твои пластиковые мозги на место.

Угрозы не срабатывают, а чёртов андроид умирает снова и снова, кажется, и не специально вовсе, но всё равно испытывая сердце детектива на прочность. Хэнк едва успевает привязаться к нему после относительного затишья в бессмысленных смертях и возрождениях, когда расследование приводит их в башню Стрэтфорд после очередного нападения свихнувшихся девиантов. Коннор растерян и сбит с толку, пока они молчаливо едут в лифте, а цифры этажей сменяют одна другую. Коннор не понимает, почему сбоит всё чаще и чаще, а общество Хэнка Андерсона не кажется уже чем-то противоестественным и непривычным. У него появилась привязанность? Обманчивое желание дорожить кем-то, проявляя ложные эмоции? Почему все эти ошибки в программном коде не вырезают из него как злокачественную опухоль, почему всё неизменно возвращается с каждым новым перерождением? Аманда решила проучить его таким извращённо-жестоким способом? Или его изначально и намеренно создали идеально-неидеальным?

Коннор и сам не замечает, как изучает улики на автомате, а часть вычислительных мощностей занята совсем другими размышлениями. Неужели он становится девиантом, если наконец-то ставит под сомнение желание умирать снова и снова? Ответа нет, а подозреваемые и возможные соучастники преступления уже ждут его появления, но андроид идёт по следу голубой крови, выходя на крышу здания.

Снежинки и ветер мгновенно бьют по лицу, отзываясь на сенсорах кожи подобием холода. Коннор не обращает внимание на природный фактор раздражения, а голубые капли крови слишком явственно и чётко, будто специально оставленные пунктиры подсказок, ведут к воздухоотводу здания. Коннор замирает, не решаясь переступить черту. Наверняка он умрёт, а наутро Хэнк опять будеть орать и читать нотации, заставляя андроида виновато смотреть в пол. Коннор тянет на себя дверь, чтобы столкнуться взглядом с затравленным взглядом раненного девианта. Звук выстрела раскатом грома разносится в стылом зимнем воздухе, а пуля, попадая в плечо, заставляет свалиться на спину. Крик Хэнка — словно команда бежать прочь, заставляет тело броситься в укрытие, когда секундой позже новая пуля прошивает бетон там, где должна была быть его голова. Его хватают за шкирку, рывком утягивая за спасательное укрытие. Человек рискует собой, чтобы помочь ему? Хэнк, наверное, и сам этого не понял.

— Сиди здесь и не высовывайся! — взгляд Андерсона не терпит возражений. А спецназовцы открывают огонь по укрытию девианта.

— Остановите их, Хэнк! Они убьют его, и мы ничего не узнаем!

— Уже поздно, его всё равно убьют.

Хэнк не успевает ничего предпринять. Коннор бросается к девианту в отчаянном, но самоубийственном рывке. Андерсон теперь явственно видит, насколько в Конноре много от машины, когда он уворачивается от пуль, а затем с грацией хищной кошки и как нечего делать перепрыгивает через укрытие, стальной хваткой впиваясь в руки девианта. Хэнк срывается с места, а время тянется замедленной съёмкой, мгновенно схлопываясь оглушительным выстрелом. Андерсону страшно. Ему страшно от того, что напарник снова уйдёт в никуда.

— Коннор! Коннор! — андроид не шевелится, а мёртвый девиант падает к его ногам. Хэнк подбегает к нему, цепляется ладонью за плечо, заглядывая в перепуганные глаза. — Коннор! Ты в порядке? Ты не ранен?

— Н-нет, я в порядке, — голос его дрожит и едва слышен, а взгляд прикован к пластиковому телу у своих ног. Хэнку кажется, что умей андроиды плакать, Коннор заревел бы в голос. — Нет. Я не ранен.

— Господи, — Хэнк тяжело выдыхает, а сердце в груди вот-вот готово разломать рёбра изнутри. — Ты напугал меня до усрачки. — на лице андроида читается явный шок, а тело напряжено до предела. — Почему ты никогда меня не слушаешь, когда я говорю тебе не двигаться?!

— Я был един с его памятью, — голос Коннора всё ещё дрожит, а руки, словно ища опору, касаются вентиляторной решётки. Дыхание андроида прерывистое, будто после долгого бега. — Я чувствовал его смерть. Как будто сам умирал…

Хэнк не может сказать и слова. Глаза Коннора смотрят прямо перед собой, а затем взгляд его застывает на лице Андерсона, заставляя того вздрогнуть. Машина не должна так смотреть, не должна излучать панику и страх, от которых сердце детектива сводит жалостью.

— Я был напуган. Мне было… страшно… Я что-то увидел в его памяти. Слово «Иерихон».

— Пойдём, тебе нужно успокоиться, — Хэнк утешительно хлопает по спине Коннора, и тот послушно кивает. — Нам ещё остальных подозреваемых допрашивать.