Спасти Спасителя. Клад, который не достался никому

Постоянные друзья-собутыльники Митьки твердыми, насколько это было возможно в их состоянии голосами, подтвердили, что он в день убийства охотников, был с ними. Но в глазах милиции, что они были за свидетели. Тем более что не могли назвать даже дату.

Домой Петрович вернулся поздно, уставший, измученный, не только физически, но душевно. Несправедливость происходившего угнетала его. Очевидный факт невиновности Митьки доказать будет непросто.

Надюша возилась на кухне, всхлипывала. Петрович делал вид, что не замечает этого: он не мог сказать жене ничего утешительного.

С утра опять они опять пошли проведать Митьку. В отделении Петрович поставил усадил жену и пошел искать дежурного – на посту никого не было.

Он прошелся по опустевшему отделу, пока не увидел на крыльце с другой стороны здания старичка–сторожа. Тот сказал, что весь отдел отправили на субботник – мести листья. Бесплатным трудом обязаны были заниматься все, несмотря на должности и регалии.

–А Митька наш где?? – уточнил у сторожа Петрович.

–Да увезли его. Утром, из области машина приезжала.

– Куда? Почему?– удивился Петрович, но сразу догадался, что произошло. Ответ сторожа подтвердил его догадку.

– Дык у него ж статья подрасстрельная. Там, в области, и судить будут.

«Сломался, – понял Петрович с досадой. – Слабак. Сломался-таки»

А старик, обрадовавшись возможностью скрасить время – поговорить, рассказывал:

– Вчера следователи из области посидели с ним вечерок. Что уж там говорили – не знаю. Но не били его, не кричал – точно. А потом меня за чернильцем послали. Я еще удивился, что ж граждане начальники водочки себе не могут позволить. Значит, видно, для него. Еще посидели, а потом вышли. Довольные так разговаривали. Чему радовались, я не понял. Звонили по телефону долго. Потом меня за водочкой послали. Для себя уже.

Из-за угла дома вышла Надежда. Позвала его. Петрович объяснил ей, что брата перевели в областную тюрьму. Но все, что узнал, сказать не решился.

«Неужели за стакан чернила подписал себе смертный приговор? Не хватило силы бороться за свою жизнь??»– с презрением думал он о шурине.

Мужики в деревне спивались с юности, опускались и становились одержимые лишь одной страстью, променяв на нее здоровье, семью, жизнь. И упорно приносили в жертву ничтожной слабости всё: честь и совесть, душу и сердца.

Изгнанные женами, проклятые детьми, находили они прибежище в заброшенных домах. Не способные работать, бродили они с утра по деревне под осуждающие взгляды односельчан. Не было такого преступления, на которое они были готовы ради спасительной жидкости. И не потому, что это были злодеи, презревшие законы нравственности, а потому что потребность, ставшая болезнью, лишала их способности различать добро и зло. Красоту и уродство, любовь и долг. Существование этих несчастных сводилось к одной непреодолимой физиологической потребности – выпить.

Сколько женских слез из-за этих пропавших мужиков перевидал Петрович, сколько материнских жалоб выслушал!!! И столько же утешительных слов сказал, всякий раз удерживаясь от вопроса: «Но почему не остановили, не боролись??? Не спасали». Но и ведь он также брезгливо отворачивался от брата жена.

Узнав о том, что Митя в областной тюрьме, Надюша снова заплакала, прозорливо предчувствуя несчастье. Петрович признался жене, что в областной милиции ему намного труднее воспользоваться своим служебным положением.

Петрович не мог найти слов для утешения жены. Говорить ей, что все будет хорошо – бессмысленно. Надюша – умница, обо всем догадывается. Снова рассуждать о том, что Митька сам виноват в своей бесполезной жизни – какой это имеет смысл сейчас.

Следующий день жена снова собирала сумки, а Петрович искал машину, чтобы отвезти ее в областной центр на свидание с братом.

Договорился с водителем молоковоза, что тот подвезет их. Надо было встать в шесть утра и подойти на ферму.

Утром заморосил мелкий холодный дождь, порой смешанный с первыми снежинками: осень уступала свои права зиме.

Надя и Петрович добрели по раскисшей тропинке к ферме. Доярки, согнувшись, тащили тяжелые бидоны к машине.

Тяжел труд на ферме: каждый день встают доярки до рассвета. Вот так, как и они с Надей сегодня, бредут по грязному полю. Доильный аппарат ревет так, что слышно во всех ближайших деревушках, а они около него весь день. А заработок уйдет на детей. Если муж не пропьет. Изредка купит себе женщина яркое платье у заезжих торговцев – вот ей и вся радость. А дома целый день то же, что и на ферме – тяжелый труд.

Петрович с женой забрались в кабину молоковоза и крепко прижались друг к другу: в тесной кабинке ЗИЛа нужно было поместиться втроем.

Машина закачалась по дороге, в цистерне гулко заплескалось молоко.

Когда выбрались на асфальт и перестала грохотать подвеска, Петрович услышал, что звонит его мобильник.

Это был Сергей.

– Поехали уже?– спросил он каким-то странным глухим голос.

–Да, уже на трассу выбрались??-

–С Надюшей.

–Ну, конечно. Случилось что??

–Из области мне позвонили. Насчет Митьки.

–Что, что?

– Митька повесился. В камере. Только сняли его.