Спасти СССР. Адаптация

Ого! Перепутать невозможно. Это Наим Дауд, формально – министр иностранных дел. Неформально же двоюродный брат премьера – второй человек в государстве, голос сардара на закулисных переговорах с такими же, как он, доверенными лицами президентов и шейхов.

Осадчий вернулся в кресло и приосанился, ожидая. На уровень общения с людьми такого ранга он еще никогда не выходил.

Спустя пару минут дверь открылась, впуская дорогого гостя министра. Следом тенью зашел и сам Нуристани.

Наим неторопливо поздоровался, расселись.

«Циничен, мудр, в глазах усталость», – сформировал первое впечатление Осадчий.

– События последнего времени, – негромко, но веско начал Наим, обращаясь больше к столешнице, чем к советскому резиденту, – печальны для нашей страны. В то время как главный враг собирает силы в Пешаваре, между теми, кто пять лет назад свергал монархию, возникла смута. Наши сердца плачут… Мы понимаем, что и вам было непросто принять то решение. Но теперь, благодаря этому вашему шагу нам навстречу, мы сможем оставить за спиной все те шероховатости, что возникали между нашими странами в последнее время. Знаете, – он впервые прямо посмотрел в глаза Осадчему, – как говорят: если хочешь иметь друзей, будь другом. Вы поступили как наш друг. Мы это оценили. Теперь мы готовы к быстрому восстановлению наших отношений. Мы пойдем навстречу вашим пожеланиям и постепенно заметно уменьшим число западных специалистов, работающих на севере нашей страны. Мы готовы и впредь посылать курсантов на обучение в СССР. Также мы надеемся на дальнейшее расширение взаимовыгодного экономического сотрудничества между нашими странами и имеем в этой области конкретные предложения. Это все будет обсуждаться по обычным дипломатическим каналам. Однако есть некоторые вопросы, которые мы бы хотели прояснить через вас.

Осадчий сдержанно кивнул. Он уже понял, что разговор как таковой закончен. Сейчас его задача – дословно запомнить то послание, что хотят передать в Москву афганцы. Послание, которое он будет через пару дней излагать Андропову.

– Во-первых, мы хотим передать вам выдержки из допросов. Они подтверждают и детализируют вашу информацию. – Наим повернулся к Нуристани.

Тот извлек из ящика стола и передал Осадчему тяжелую папку.

– Во-вторых, мы полагаем, что вы вполне могли бы ограничиться только нашим послом и не приплетать в качестве дублирующего канала САВАК. Мы понимаем, почему вы так поступили… Но на будущее будет правильнее выстроить прямой канал между теми людьми в СССР, которых вы представляете, и нами. Абдул-ага, – он указал на Нуристани, – обсудит с вами технические подробности. И, в-третьих, мы готовы обсудить с СССР судьбу ряда арестованных членов «Халька». Из, так сказать, рядового состава. Готов ли будет СССР принять этих людей к себе?

Осадчий выдержал паузу и ответил на выверенном канцелярите:

– Ваше превосходительство, я немедленно вылечу в Москву и передам все сказанное вами своему самому высокому руководству. – Он подчеркнул тоном последние слова. Наим и Нуристани коротко переглянулись, и лица их чуть просветлели. – Я не готов предсказывать политические решения, но, исходя из имеющихся прецедентов, убежден, что СССР сможет предоставить убежище лицам, упомянутым вами. И, как я уже говорил его превосходительству, мы с большой симпатией следим за вашими трудами по модернизации страны и искренне желаем вам большого успеха, а вашим врагам – бесславного поражения.

Наим встал и протянул руку поднявшемуся навстречу Осадчему:

– Как у нас говорят, то, что началось с трудностей, завершается удачей. Пусть то, что произошло, останется последней трудностью между нами.

Дверь за Наимом закрылась, и Нуристани махнул в сторону кресла:

– Садитесь, Вилиор-ага, в ногах правды нет. Вы разделите со мной трапезу? Мой повар просто фантастически готовит палау-е шахи. Из четырехмесячной ягнятины, с фисташками и чесноком – чудо как хорош… А потом обсудим механизм связи. Я ведь правильно понял, что вам желательно не светиться перед своими?

Среда 2 ноября 1977 года, утро

Ленинград, улица Чернышевского

Фред уже успел побриться, но все равно ночь в «Красной стреле» оставила на резиденте свой неизгладимый отпечаток: он был взъерошен, как воробей после купания в луже, с запутавшимся в волосах мелким пухом. Синти демонстративно сморщила носик, оглядела руководство и злорадно констатировала:

– Хорош… – после чего двинулась к тумбе за пайкой утреннего кофе. Обобрать лишний раз шефа вовсе не грех, иначе для чего он привозит сюда хороший бразильский?

– Да уж, – согласился Фред, ухмыляясь и потягиваясь. – Опять подушки дырявые в купе. Специально, что ли, подкладывают именно нам, никак не пойму… Хоть самолетами летай, но уж больно у них тут салоны вонючие. Сразу блевать тянет. Лучше уж пух, у меня на него аллергии нет.

Синти развела мелкий порошок кипятком и с удовольствием присоседилась к пышущей жаром батарее, чувствуя, как постепенно сходит на нет проклятущая зябкость ленинградского утра.