– Оставь свои россказни судейским, – сказала я, внезапно рассвирепев. – Ну конечно, во всем был виноват только он. Он тебя совратил. Все это брехня. Газеты с готовностью схавали это вранье. И присяжные тоже. И совет по условно-досрочному освобождению. Но только не я, не я! Ты помог перерезать горло моей матери мясницким ножом. Ты не обязан был это делать. Но ты это сделал!
Вид у Джордана был тошнотворный: он съежился, сжался, а его тень выглядела чудовищно огромной, вытягиваясь по темной земле.
– Он сказал, что убьет меня, если я откажусь помогать! И он говорил это серьезно! Он бы меня убил. Он сказал, что не сможет доверять мне, если я тоже не приложу к этому руку.
– Ты мог бы сказать «нет», мог бы его остановить. Ты мог бы дать им возможность убежать. Мог бы вызвать полицию. Ты мог бы сделать хоть что-то, чтобы ему помешать. Но ты не сделал ничего…
Он закусил губу и внезапно расплакался:
– Я страдал. Ты понятия не имеешь, каково мне было. В исправительном доме для несовершеннолетних преступников, потом в тюрьме. Знаешь, что банды черных заключенных делали со мной? Со слабосильным белым пареньком?
– Мне на это плевать.
Впервые в жизни я навела на человека пистолет. Это был маленький черный полуавтоматический «Ругер». Я купила его на свой двадцать первый день рождения. Это был мой подарок самой себе.
Уже тогда я знала, что буду с ним делать.
Я отвела затвор, дослав патрон в патронник.
Он сделался еще бледнее. Его голос дрожал:
– Ты понятия не имеешь, что с тобой будет потом. Ты думаешь, что знаешь, но это не так. Наверное, ты думаешь, что, когда ты нажмешь на спусковой крючок, на этом все и закончится. Но поверь мне, это будет только начало. Если ты убиваешь человека, это потом преследует тебя всю жизнь. Думаешь, за последние десять лет я смог спать спокойно хотя бы одну ночь? Думаешь, у меня была хоть одна-единственная ночь, когда я не просыпался, истошно крича?
Моя рука дрожала так же, как и его голос. Я не хотела больше говорить с Джорданом. Не хотела больше ничего о нем знать.
– Я готова пойти на этот риск.
– Тебя поймают, – сказал он. – Я сказал кое-кому, что поеду с тобой. Рассказал об этом вечере.
– Не думаю, что ты и впрямь кому-то что-то сказал, но я готова пойти и на этот риск.
– Неужели ты и правда хочешь, чтобы я умер?
– Не знаю, – честно сказала я. – Но я не могу представить себе, как можно позволить тебе остаться жить.
Его голос зазвучал громко, полный неконтролируемого страха:
– Почему бы тебе не убить Карсона? Почему останется жить он, а не я?
Мой палец на спусковом крючке напрягся.
– Я думаю о Карсоне Питерсе каждый день.
– Ты лгала мне, – повторил Стоун. В его голосе звучала огромная горечь. – Как и все остальные. Как и весь этот дерьмовый мир. Ты обманула меня!
– Думаю, так оно и есть.
– Почему бы тебе просто не отпустить меня? Ведь я старался в корне изменить свою жизнь.
– А почему это должно иметь хоть какое-то значение? После того, что ты совершил? С какой стати ты вообще получил это шанс?
– Неужели ты не веришь в милосердие? В искупление грехов? Ты в это не веришь?
– Когда речь идет о тебе, не верю.
Он плача упал на колени. Его лицо было обращено вверх, ко мне, и находилось менее чем в одном футе от дула моего пистолета.
– Умоляю тебя, Эшли. Пожалуйста. Ты мне нравилась. Мне даже казалось, что я влюбляюсь в тебя.
Эта мысль вызвала у меня еще большее отвращение, чем все, что он говорил прежде.
– Заткнись. Ты не знаешь меня. Ты никогда меня не знал. Я позволила сделать меня твоей фантазией, чтобы привезти тебя сюда. Все во мне было фантазией!
– Пожалуйста!..
Этот разговор становился слишком долгим. Чем дольше он говорил, тем труднее мне становилось сделать то, ради чего мы здесь находились. Я уже жалела, что не пристрелила его сразу после того, как он вылез из машины.
– Заткнись, – сказала я. – Встань и хотя бы прими это как мужчина.
– Нет! – с неожиданной запальчивостью в голосе крикнул он. – Ты можешь убить меня, но не можешь говорить мне, чтобы я принимал это как мужчина! Охранники в тюрьме говорили то же самое – просто будь мужчиной! Как будто от этого что-то может стать лучше.
Он плакал, из его носа на губы текли сопли. Он сжался в комок и закрыл лицо руками, прижавшись щекой к земле.
Я навела дуло пистолета на точку чуть повыше его уха. Небольшой калибр мне не помешает. Его убьет первый же выстрел. Двадцать второй калибр популярен у наемных убийц по всему миру. Тихий и смертоносный. Это будет быстрая, мгновенная смерть. Совсем не такая, как у моих родителей. Но смысл был не в том, чтобы точно уравновесить чаши весов и восстановить вселенский кармический баланс. Смысл состоял в том, чтобы Джордан Стоун покинул этот мир.
Это было единственное, чего я хотела.
Разве не так?