Спектор.indd

то это было действительно потрясающе, тем более для таких

информации, на мой взгляд, выделялся журнал «Кругозор», начинающих меломанов, как мы. О Советской эстраде вообще

главной «изюминкой» которого было наличие гибких звуковых

можно говорить долго. Там, в «Кругозоре», появлялись новые

страниц-пластинок.

песни в исполнении Муслима Магомаева, Эдуарда Хиля, Ио-

Присутствовали там и идеологически выдержанные «ре-

сифа Кобзона (преданным их поклонником остаюсь и сегод-

портажи с полей и цехов», но было и то, что сделало журнал, ня), Эдиты Пьехи, Анатолия Королёва, Вадима Мулермана, практически, недоступным в подписке и продаже. Его нужно

Валерия Ободзинского, Льва Барашкова… Особенно нрави-

было «доставать» (слово знаковое и нелюбимое большинством

лась песня в ритме «хали-гали» под названием «В путь», кото-

населения). Папа Игоря несколько лет подписывался на этот

рую пел Магомаев. Там были строчки, которые мы напевали: 172

173

«Ванке ве драй, селено пен са мэ…». Что это означает — по-

* * *

нятия не имею. Но запомнил. В общем, кругозор мы действи-

Летучий дым болгарских сигарет — забытый символ

тельно расширяли, спасибо журналу и папе Игоря.

дружбы

и прогресса.

«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» — yе в небесах

* * *

клубится

лёгкий

след,

Откуда-то издалека доносятся трубные звуки —

А в памяти, где тень яснее света, uде хорошо быть просто молодым,

«Привет! До свиданья! Пока!» — ты слышишь, дыханье разлуки

С беспечностью вдыхая горький дым Отечества,

Вдруг стало твоим и моим, ты чувствуешь — через мгновенье

как

дым

от сигареты…

Вот тут, где с тобой мы стоим, где слышится сердцебиенье —

Останется лишь пустота, лишь след от летящего взгляда…

* * *

И вновь между нами черта, а прошлое — будто награда.

Сигаретный дым уходит в небо, тает в воздухе

последнее

«Прости»…

Ближе к старшим классам потребность погрязнуть в ро-

Над дорогой, городом, над хлебом — божьи и житейские пути.

скоши человеческого общения становилась всё более на-

Жизнь зависла над чертополохом.

сущной. Почти каждый вечер мы совершали прогулки вдоль

Только мир, по-прежнему, большой.

«стометровки», которая располагалась на Советской, либо

Не хочу сказать, что все — так плохо, не могу сказать, что хорошо.

«нарезали» круги по аллеям сквера имени «Молодой Гвар-

Пока ещё не растаяло последнее «прости», скажу, что друж-

дии». Новый центр города получился просторным, с широ-

ба с Игорем продолжилась и после школы, не потеряв теплоты

кими улицами, фонтанами и скверами. И нам это нравилось.

и искренности. Эта искренность, что называется, «вышла мне

Совершенно не помню, о чём велись вечерние беседы, но от-

боком» во время службы в армии. Игорь в то время ещё про-

голоски тех разговоров, их едва различимое эхо звучит в душе

должал учёбу в мединституте, и я почти каждый день расписы-

по сей день, а, значит, были они нужны нам и важны. Кто-

вал ему армейские будни. Расписывал, позабыв о бдительности, то сказал, что своим здоровьем он обязан тому, что ни разу

чересчур для тех времён раскованно и вольно. А соответствую-

не прикоснулся к сигарете и рюмке, пока ему не стукнуло де-

щая служба бдительности не теряла. Меня вызвали в первый

сять лет. Мы и после десяти, практически, не пили и не кури-

отдел, полковник потрясал перед моим носом письмами и кри-

ли. Хотя появившиеся в то время сигареты с фильтром при-

чал много и громко. Самым приличным было такое: «Что ж ты, влекали внимание своими упаковками. Больше всего было

сволочь такая, пишешь»? Я получил пять нарядов вне очереди

болгарских — «Трезор», «Аида» (на них была загадочная над-

и был направлен на самый трудоёмкий объект. И это называ-

пись: «соусировани»), «БТ», «Фемина» (длинные, дамские), лось «легко отделался». С тех пор писем писать не люблю. Про-

«Опал», «Интер», «Стюардесса»… Потом появились кубин-

сто терпеть не могу — всё время кажется, что кто-то стоит над

ские «Ким», «Лигерос», «Партагас»… В этих был сигарный та-

плечом, дышит мне в ухо и заглядывает — что там эта сволочь

бак, они были — крепчайшие. Я покупал все пачки, выставлял

ещё пишет…

их, как коллекцию, и думал, что это оригинально. Помню, как

угостил пришедшего в гости дядю Борю «Партагасом».

* * *

Он, не подозревая подвоха, привычно затянулся, и я уви-

Мне еще до увольненья далеко. Покупаю я в буфете молоко.

дел скупую мужскую слезу, и услышал… много чего услышал, Мой карман не тяготят рубли, и в погоны еще плечи не вросли.

До казармы и обратно я — бегом за сержантом,

кроме кашля. Больше дядя Боря сигаретами у нас не угощался.

за бывалым

«стариком».

«Разрешите обратиться», — говорю, обучаюсь уставному словарю.

174

175

По утрам на турнике вишу и веселое письмо домой пишу.

ко хорошее (в прошлом плохого почти не бывает). Зачастую

Вспоминаю вкус парного молока…

встречаемся на бегу, случайно. Но в памяти — встречи за сто-

И длинна, как путь домой, моя строка.

лом, одна из недавних была на дне рождения Сергея Мокроусо-

Игорю повезло поработать сразу после института под ру-

ва, который в очередной раз собрал своих друзей. Помню, как

ководством знаменитого невропатолога Бабченицера, который