Спекулятивный реализм: введение

Теперь обратимся к тезисам Гранта на голдсмитском воркшопе. Как и все спекулятивные реалисты, каждый по-своему, он хочет избавиться от зацикленности на том, как человек получает доступ к знанию о мире, и вернуться к философствованию о самом мире. «Если последовательно придерживаться философии природы, то необходимой становится спекуляция как единственное средство производства мысли, а не оценки имеющегося у нас доступа»[247]. Иными словами, вместо того, чтобы начать с обычной современной оппозиции между мыслью и миром, Грант хочет показать, как мысль производится миром. На первый взгляд, это еще одна форма сциентизма: в конце концов, когнитивная наука и нейрофилософия тоже пытаются лишить мышление этого особого современного статуса и подчинить его научному дискурсу, который объясняет его происхождение. Но это не случай Гранта, как видно по его ответам на вопросы Тоскано и Брассье[248]. Его не устраивает представление Тоскано о мысли как формальном паттерне, не нуждающемся в субстрате в виде биологического индивида, и он отвергает позицию Брассье, что спекулятивная философия должна заниматься устранением надуманных сущностей и пересмотром метафизических понятий на основе эмпирических исследований. Концепция природы Гранта отличается от аналогичных концепций других философов в двух отношениях. В отличие от большинства идеалистов, он рассматривает природу как многоуровневую область, а не как монолитное Иное мысли. По его словам, «мы [должны] признать, что мышлению что-то предшествует и в этом предшествующем есть несколько подчиненных друг другу уровней. Это не что-то одно, а сложная линейка событий»[249]. Типичные философы со склонностью к науке, или «натуралисты», как их часто называют, согласились бы с только что процитированным высказыванием. Но они быстро отступят от Гранта, узнав о его следующем шаге, гораздо более спекулятивном. Дело в том, что даже если мы попытаемся установить каузальные связи между до-когнитивными процессами природы и их результатами на уровне мышления, то обнаружим, что, по Гранту, «такая задача неисчерпаема в принципе, а не только фактически. Она принципиально неисчерпаема, потому что условия, поддерживающие событие, которое производится, поддерживают и производство других событий»[250]. Если я правильно понимаю этот пассаж, Грант говорит не о каузальных связях в механистическом и линейном смысле, которые предпочитают натуралисты, а о причинах как скрытых потенциях, которые могли бы реализоваться в природе множеством других способов, чем те, которыми они реализовались. В таком подходе к причинности есть что-то от делезовской идеи «виртуального», и, кроме того, он рифмуется с анти-эмпиристскими взглядами на причинность таких мыслителей, как Рой Бхаскар (1944–2014) и Мануэль Деланда[251]. Некоторые читатели Гранта настаивают на совместимости его идей с «натурализующими» позициями в философии науки, однако совместить их можно, только если проигнорировать огромную разницу между ними. В оптике Гранта природа является не основой, к которой все должно быть редуцировано, а, напротив, основой, из которой все производится. Между кварками и человеческими эмоциями лежит слишком много сложных уровней реальности, чтобы отбрасывать нашу повседневную болтовню о настроениях как «фолк-психологию». В интеллектуальной вселенной Гранта нет никакого прямолинейного способа редуцировать эффекты к их предельным физическим причинам, поскольку на каждом каузальном уровне есть множество вещей, которые могли бы реализоваться иначе. Хотя он и считает, что все возникает из цепочки природного производства, не существует никакого простого способа подняться по этой цепочке к исходным объяснительным причинам, чтобы «устранить» более производные уровни, например, так называемую фолк-психологию.