Одно из занятных следствий, вытекающих из этого, состоит в том, что «у нас больше нет ряда интериорностей, внутри которых каждый может осознать себя в процессе производства своих мыслей. Тот факт, что мы знаем, каково это иметь мысли – просто банальная случайность. Это не особенно важно. Важна сама мысль»[256]
. Это некоторым образом перекликается с метафизикой перевода Латура, которая лежит в основе его акторно-сетевой теории (ACT) и была источником вдохновения для объектно-ориентированной онтологии[257]. Латур дает нам запоминающийся и практический пример: «когда […] исследователь промышленности настаивает на том, что между нефтью, скопившейся в ловушке в геологических пластах Саудовской Аравии, и бензином, который я заливаю в бак своего автомобиля на старой заправке в деревушке Жалиньи во Франции, произошло множество преобразований и опосредований, это никоим образом не умаляет притязание бензин на реальность»[258]. В контексте традиционной дискуссии между корреспондентской и когерентной теориями истины Латур предлагает альтернативную «промышленную» модель. Нет никакой сущностной «формы», которая присутствовала бы и в сырой нефти в Саудовской Аравии, и в бензине в Жалиньи, есть только ряд преобразований на каждом шаге процесса. Разница между Латуром и Грантом, конечно, в том, что первый – философ науки и технологий, интересующийся преимущественно тем, как люди осуществляют преобразования, а второй – философ природы, для которого люди это относительно поздняя стадия по сравнению со всеми до-человеческими процессами, которые нам предшествуют. Тем не менее, Грант гораздо ближе к Латуру, чем к кому-то вроде Мейясу, который считает, что разум способен аккуратно извлекать математические формы из мира и таким образом познавать первичные качества вещей. По Гранту, «между мыслью и тем, что ей предшествует, есть необходимая асимметрия, и именно эта асимметрия свидетельствует о том, что мысль всегда отличается от того, что ей предшествует, и в то же время всегда требует предшествующего как необходимого основания – необходимого, но не достаточного»[259]. С точки зрения Гранта, как и ACT и ООО, промежуточные этапы производства или перевода слишком многочисленны и трансформативны, чтобы гарантировать какое-либо соответствие или тождество между двумя этапами. Вот почему Жижек верно замечает, что Брассье и Мейясу принадлежат к «научному» крылу спекулятивного реализма, а Грант и ООО находятся в оппозиции к ним.Ранее мы говорили о разнице между позицией Гранта и типичным натурализмом. В конце своего голдсмитского выступления Грант возвращается к этой теме, когда превозносит дух спекуляции^
которого так часто недостает типичному натурализму: «Я хочу выдвинуть тезис: спекуляция подразумевается продуктивностью природы»[260]. Под спекуляцией Грант имеет в виду мышление, исследующее темный зазор между основаниями и продуктами – зазор, изучение которого Кант посчитал невозможным. По Гранту, «у нас нет […] такой комфортной зоны, в которую мы могли бы отступить и сказать самим себе: “Смотрите-ка, мы охватили всю совокупность условий, при которых мысль возможна, и только возможна”»[261]. Это не гипотетическая проблема, поскольку она ставит под вопрос привычную нам концепцию отношения мысли и мира. Грант продолжает: «[Это] также означает нечто эпистемически очень странное на совершенно обыденном, базовом уровне. Что происходит, когда у нас есть мысли о каких-то предметах? Два события: есть вещи и есть мысли. Что является основой отношения между ними?»[262]. Бремя отношения несет вовсе не мыслящий, поскольку мыслящий и его мысли произведены самой природой. Именно мир сказывается в этом отношении, а не мы. С точки зрения Гранта, между миром и мыслящим его существом вкраплены бесчисленные страты. Повторюсь, для Гранта (в отличие от большинства современных философов) в мысли нет ничего особенного. В пассаже, который вполне мог бы принадлежать одной из экологических работ Тимоти Мортона (род. 1968), Грант утверждает, что «если природа мыслит, то, стало быть, она мыслит так же, как “холмит”, “речит”, “планетит” и т. д. На самом деле, эти вещи тождественны. Другими словами, каждый раз, когда есть мысли, есть и новые продукты, и это порождает проблему основания»[263]. Мы еще раз встретим эту проблему основания в книге Гранта о Шеллинге, поскольку она связана с его отказом от приоритета, отдаваемого ООО объектам или сущностям и критикуемого Грантом под именем «соматизма».