Спелый дождь

Но есть важное отличие. Если поэт «по Шаламову» слушал поэзию в

одиночестве, знал эту обречённость и даже не тяготился этим, то Сопин

как бы видит себя в огромном концертном зале, где каждый и исполни-

тель, и слушатель:

«Поразительно то, что бывает очень-очень редко... Не успеешь сделать

инструментовку, а уже услышан! И хочется заорать, изобразить на своей

харе НЕЧТО... Больше радости или печали? И с высоты такого понимания

хотелось бы встретиться и больше не разлучаться».

За три дня до смерти он передал мне обрывок бумаги со словами про-

щания, который велел поместить в Интернете:

«ВСЕМ

Приближаясь к концу жизненного пути, благодарю мировую мысль

(компьютер) и Родину - компьютеризация обеспечила мне возможность

встретиться с мировоззренчески близкими мне друзьями (выйти из глу-

хой блокады неизвестности), а государство терпело, не добило меня рань-

ше времени. Михаил Сопин».

ПОЭЗИЯ

В ней век и год,

И тьма, и свет,

141

Бесследие и след,

В котором правды горней нет

И лжи народной нет.

Есть мысль.

Есть дикость от ума -

Кровь межусобных драк.

Есть лжесвобода и тюрьма,

И церковь, и бардак.

Сама принадлежит земле

И всё должна вмещать.

Она - на избранном челе

Господняя печать.

* * *

Кто мы?

Извечнейший вопрос.

Все под Законом

Тайным самым:

Скопленье одиноких звёзд,

Беззвучно падающих в саван.

Вот почему душа в ночи

На дальний свет,

Сквозь наледь окон

Прощально так

Другой кричит,

Другой,

Такой же одинокой!

Свой знаменуя перелёт

Над монолитом светотьмищи,

Поет она -

Она поёт

Для очарованных и нищих.

ЛИРА

Свободная лира,

Буди, будоражь, не разбейся.

Не время. Повсюду

Казёнщина, чванство и спесь.

У каждого века

Свой голос, свой лик, своя песня,

И в каждом грядущем

Свои невозможности есть.

Отцы - атеисты.

А деды молились иконе

И царскую дули,

И пели вовсю в кабаках.

У нас преимущество:

Недругу лиха не помни!

Автографы века стального

На наших боках.

Плачь, узница-лира,

142

О Родине

Павшей и падшей,

О вольных-невольных,

Что жили, цепями звеня.

Гори,

Моя лира степная,

На совести нашей,

Ты искрою

Будешь светить

После Судного дня.

МОЛЮСЬ НА КОЛЕНЯХ В ПЫЛИ

Кто сказал, что не чувствуют птицы?

Кто сказал,

Что не плачет трава?

И душа,

Перед тем, как разбиться,

Высочайшей печалью жива:

К маяку, к тростнику у болотца,

К тополям, что вросли в хутора,

Ко всему, что еще остаётся,

Ко всему, с чем прощаться пора...

Поглядишь на врага, как на брата!

Чуя сердцем непрочную нить -

Как же так,

Уходить без возврата,

Как же так,

Чтоб не стать,

Чтоб не быть?

Тяжко, душно -

Вон месяц над чащей!

И молюсь на коленях, в пыли -

Будто мне

По ошибке дичайшей

Приговор

Безнадёжный

Прочли.

* * *

К...

О разлуке не надо,

Родимая, помни о встрече:

О совместном о нашем,

Предельно коротком пути,

И о страшной беде,

Что легла чёрной вьюгой на плечи,

От которой уже

Нам с тобой до конца не уйти.

Думай, друг мой, о встрече,

Её беспокойном начале.

Помнишь, шли мы с тобой

143

Сквозь метельный

Невольничий свей!

От меня ты тогда

Увезла половину печали

И оставила мне

Половину надежды своей.

И остались мы оба,

Чтоб легче нести свои муки.

Помнишь, я говорил,

Что бессмертие -

Голоса звук!

Во Вселенной в веках

Сохраняются слов наших звуки.

Наша встреча свершилась,

А вечность не знает разлук.

* * *

Родимая, что нам осталось?

Висков крутое серебро,

Неизречённая усталость

И недобитое добро.

И прежде, чем уйдем мы оба,

Я в остывающем дому

За несвершившуюся злобу

Стакан гранёный подниму.

* * *

В каком это будет году?

Буранами,

Яровью ль синей

Я прежней Россией пройду,

Представ перед новой Россией.

Упрёка не выскажу я,

Свободный от плёток,

От клеток.

Я клял тебя -

Раб пятилеток.

Я был им.

И жил не живя.

Привет тебе, век, исполать,

Приветь меня, вечного мима!

О чем же мечтать, что желать? -

Все мимо:

Ни дома, ни дыма.

Бог с ним, двум смертям не бывать.

Успеть бы к родимой купели.

Не стоит меня отпевать.

Ещё в колыбели отпели.

Дождями прибьет лебеду.

Домой,

Через степь,

По туману

В простор на закат я пойду

И степью туманною стану.

144

СЧАСТЬЕ И СМЕРТЬ

Миша умер 11 мая 2004 года в половине

одиннадцатого вечера. За три дня до этого

сказал:

- Не хотел тебя пугать...

Помолчал, потом все-таки продолжил:

- Сегодня ночью мне привиделась соб-

ственная смерть. Разрытая земля.

- Брось, - сказала я. - Тебе было плохо и

думал об этом. Вспомни - сколько раз ты

уже собирался умирать, но обходилось.

Это было правдой, но в последние ме-

сяцы тяжёлые мысли слишком приближа-

лись к реальности. Однако Миша очень

хотел ещё немного пожить. Мы сходили в

стоматологический кабинет и подготови-

ли зубы к протезированию. Залечил язву

желудка. Готовился «довести до ума» сбор-

ник «Молитвы времени разлома», как это

уже было сделано с «Обугленными веком».

Я купила ему новые кожаные ботинки - гу-

лять, как мы это делали минувшим летом,

обсуждая главы совместной работы над

«Судьбой поэта».

Впоследствии лечащий врач скажет:

- Я думал, он лето ещё проживет, а уж будущую зиму - вряд ли.

Но до лета он не дотянул.

Катастрофа случилась, когда Миша по своей беспечности, удивитель-

ной в его возрасте и при таком наборе болезней, пошёл из больничной

палаты ночью в общественный туалет в одной рубахе. Апрельское похо-